Page 134 - Старик
P. 134

следить и его  контролировать.  Называл  их  -  между  своими,  конечно  -
                  попками, надзирателями, то есть грубо. Вообще  атмосфера  в  корпусе  была
                  неспокойная.  В  особенности  когда  уехал  Данилов,  твой  дядя.   Теперь
                  вспомнила его фамилию: Данилов. Между ними была  ссора.  Не  помню,  из-
                  за
                  чего. Кажется, из-за какой-то комиссии, которую прислали из штаба  фронта.
                  Сергей Кириллович говорил: "Проверяльщиков шлют, а пополнений
                  прислать  не
                  могут, сколько ни прошу".
                     Он был очень огорчен несправедливым отношением. Конечно, я не историк
                  и
                  не политический работник, не могу  делать  окончательных  оценок,  но  как
                  человек, наблюдавший его близко в те недели, хочу сказать: он  был  предан
                  революции и советской власти, а его некоторые толкали стать  врагом.  Хотя
                  он критиковал недостатки и поведение работников.  Этого  отрицать  нельзя.
                  Помню, придет в вагон  вечером,  ординарца  Ивана  отошлет  куда-нибудь  и
                  ходит, как тигр, молчит, только стонет, как от боли. "Сережа, - спрашиваю,
                  - что случилось?" - "Ах, рассказывать  неохота...  -  Потом  начнет  вдруг
                  кричать: - Деникин наступает! А меня держат в заточении. Я на фронт рвусь!
                  Я их заставлю дать распоряжение!" Когда Данилов уехал,  он  пришел
                  крайне
                  подавленный и сказал: "Если у каторжного терпячка лопнула, то мне  что  же
                  остается - пулю в лоб?"
                     Был убит вашим отъездом.  Ну,  что  дальше?  Бесконечные  совещания  со
                  штабными, с командирами происходили всю ночь. Обстановка накаленная.

                  Одни
                  совещаются,  других  не  пускают.  Помню,  Сергей  Кириллович
                  напряженно
                  работал, писал какую-то программу, я ее  печатала,  но  сейчас  совсем  не
                  помню, что это было. Потом, на суде, она, кажется, фигурировала в качестве
                  улики против него, будто бы он  заранее  замышлял  предательство,  но  это
                  неправда. Он писал что-то отвлеченное, свои  рассуждения  на  историческую
                  тему. Он очень любил заниматься философией, рассуждать, спорить,  хотя
                  не
                  имел настоящего образования, но иных умных людей ставил в тупик.  Какие-
                  то
                  телеграммы шли в Южфронт, в Реввоенсовет Республики, оттуда ответы, и
                  все
                  неблагоприятные, и, наконец, я  чувствую,  он  приходит  к  решению.  Ведь
                  Деникин наступал очень успешно. Вести шли тревожные. Он не мог
                  выдержать.
                  Человек с другим характером, более рассудительный, мог бы себя
                  преодолеть,
                  а Сергей Кириллович взорвался. Я его не защищаю, Павел,  я  просто  плачу,
                  плачу, вспоминая, как он прибегал ко мне и проклинал кого-то и  спрашивал:
   129   130   131   132   133   134   135   136   137   138   139