Page 20 - Старик

четвертку чаю, бумагу и карандаши. Как только появляемся в коридоре на
пятом этаже, солдат Губанов кричит радостно: "Посвятители пришли!"
Никак
не может запомнить, что мы не посвятители, а посетители. "Эй, беленькая!
Анюта! Родимая! - горланит Губанов. - Поди сюда, дочка!" И нахально
сгребает Асю длинными руками, тянет к себе, сажает на колени, как
настоящий отец. Что ж удивительного? Она самая улыбчивая, самая
красивая.
Вся такая плотная, ладная, спелая, белобрысая, не похожа на бледных
питерских барышень, она - как девчонка с мызы, чухоночка, дочь
молочницы.
С белыми ресницами. Красота Аси представляется мне такой же
несомненностью, как, к примеру, ценность первых английских марок с
королевой Викторией. И, конечно, люди эту красоту видят и на нее посягают.
Я не могу оградить, потому что не имею права. С чего бы? Да и дурного
солдат Губанов не делает, я лишь чувствую - и все чувствуют - в его
повадках какую-то гадость.
Солдат Губанов читает вслух сочинение, которое писал несколько дней с
помощью Аси: "Сражение под Сувалками". Мы задумали издать журнал,
каждый
должен помочь одному раненому написать воспоминание. У меня тоже
есть
подопечный, но он туг, неразговорчив, не желает ничего вспоминать,
бормочет угрюмо: "Какой интерес описывать, когда по живому бьют?"
Зато

Губанов, проворный и исполнительный, написал почти самостоятельно
несколько страниц. Одной рукой переворачивает страницы, читая, другой
держит Асю у себя на коленях. Я вижу, что ей неловко, стыдно, она уже не
маленькая девочка, она барышня, из тех, о которых говорят "в теле", и
теперь она делает деликатные попытки освободиться от руки солдата
Губанова, но ничего не выходит. Губанов поймал ее и держит крепко. На
первых страницах описывается бой, ранение, как он добежал до своего окопа,
там был штабс-капитан, который спросил жалким голосом: "Ранен, брат?" и
"Где твой бинт?" и другие подробности. Я смотрю на Асю, думая
напряженно:
как ей помочь? Что бы такое сказать солдату Губанову? Он герой, и Ася не
хочет его обидеть. Но, хоть и герой, он скотина. Я его ненавижу. Дальше он
читает, как раненых привезли в Петроград, как все ему в Петрограде
понравилось: трамвай, госпиталь, сестрицы, мягкие тюфяки, белая простыня,
хорошие утиральники. "Очень, очень хорошо принимали. Утром
сестрицы
приходят и здравствуются. Еще напоминаю, нас хорошо вымыли в бане.
Когда
вымоешься, сейчас надевали чистые рубахи, и кальсоны, и носки". Мне
кажется, что все это глупо и не годится для нашего журнала. Но все