Page 45 - Старик
P. 45

шесть, сидят на  лавках  вплотную,  как  в  трамвае,  Константин  Иванович
                  поминутно изгибается и извиняется, пропуская прущую по  коридору  толпу
                  с
                  поклажей. И куда прут? Где все поместятся? "Леночка, не волнуйся!
                  Леночка,
                  у  меня  есть  рука  в  синоде,  есть  ход  к  Василию  Карповичу..."   Он
                  разговаривает с нею, как с больной. Не возражает ни  в  чем,  соглашается,
                  поддакивает всякому бреду, какой она несет. Может,  она  и  правда  слегка
                  тронулась. Какой, к чертям собачьим,  синод?  Какое  разрешение  на  брак?
                  Никто не спрашивает никаких разрешений. Девять человек набиваются в
                  купе,
                  где должны ехать четверо. Синод,  вероятно,  уже  уничтожен  декретом.  Не
                  имеет значения. Мне горько, ошеломительно, от меня скрывали, я прощаюсь
                  с
                  ними навсегда. Но не имеет ровно никакого  значения.  А  Володино  лицо  -
                  невольная улыбка и глаза, в них жадное, всепожирающее счастье...


                     Больше года не слышу, не знаю  о  них  ничего.  Утянуло  в  воронку,  и
                  исчезли. Все без них: поездка с Шурой на юг, экспедиция Наркомвоена,
                  потом
                  чехи, Урал, Третья армия, отступление, Пермь,  я  стал  другим  человеком,
                  видел смерть, хоронил друзей. И только в феврале  1919  года,  когда  Шуру
                  после ранения послали на Южный фронт,  вернее,  в  тыл  Южного  фронта,
                  в

                  освобожденные районы, и мы оказались на Северном Дону, я слышу от  кого-
                  то
                  про Володю, будто он вместе с Асей, женой, при штабе Мигулина,  в
                  Девятой
                  армии. Не могу  поверить.  Да  тот  ли  Володя?  Тот  самый,  камышинский,
                  питерский, по фамилии Секачев. Такой высокий, курчавый,  с  румянцем,
                  лет
                  ему не более двадцати, а то и меньше, и ей столько  же.  Он  в  пулеметной
                  команде при штабе, а она машинисткой. Приказы печатает и разные
                  воззвания,
                  листовки, даже стихи, которые Мигулин сочиняет и разбрасывает тысячами.
                  Мы
                  эти мигулинские творения находим повсюду  на  его  следах.  "Братья-казаки
                  Каргинского полка! Пора опомниться! Пора  поставить  винтовки  в  козлы  и
                  побеседовать не языком этих винтовок, а человеческим языком..."
                     Но как Володя и Ася очутились в штабе красных  войск?  И  не  просто  в
                  штабе, а в сердцевине самой победоносной и знаменитой  в  ту  пору  армии?
                  Мигулин ломит на юг.  Небывалый  успех.  Почти  вся  Донщина
                  освобождена,
                  красновская армия развалилась, катится к  Новочеркасску,  падение  донской
   40   41   42   43   44   45   46   47   48   49   50