Page 76 - Старик

ним здороваться, пить чай, разговаривать о международном положении,
дело
твое, а я его на дух не принимаю. Он для меня был и остается белой вошью.
Потому что кто моего мужа раз обидел, тот мой враг на всю жизнь". Вот
такая она была! Павел Евграфович остановился, упершись палкою в
камень,
смотрел в небо, и на глазах его проступили слезы. Она бы не позволила идти
к Приходько. "Ты будешь эту вошь о чем-то просить? И он будет
куражиться
над тобой и чувствовать себя твоим благодетелем?" А ради детей, Галя,
которым что-то нужно? Они живут по-прежнему плохо, в тесноте, в неуюте,
в
душевных неустройствах, живут не так, как хочется, а так, как живется. Они
несчастливы, Галя. Ничего не изменилось за эти пять лет. "Ты думаешь, они
станут счастливее от лишней комнаты и веранды?" Ну нет, конечно.
Счастье
от чего-то другого. Непонятно, от чего. Счастье - это то, что было у нас.
Но что можно сделать? Нет ни сил, ни ума, ни возможностей, ничего. Вот
только этот домик, две комнаты с верандой... Пускай уж... Если им кажется,
что... Когда живешь долго, происходят странные встречи, несуразные
столкновения. Будто кто-то намеренно все это сочинил. Есть свои неудобства
- жить долго. Кто мог соткать такую причудливую, вдаль и вширь
раскинутую
сеть обстоятельств, причин, совпадений, тончайших нитей и паутинок,
чтобы

в двадцать пятом году Павел Евграфович трудился в комиссии по чистке в
Бауманском районе Москвы и голосовал за исключение работника
Горпромхоза
Приходько, скрывшего пребывание в юнкерском училище и некоторые
свои
действия в Киеве, и вот теперь, спустя почти полсотни лет, от бывшего
юнкера зависело, будут ли осчастливлены дети? Какая нелепейшая,
чудовищная
чепуха, если подумать всерьез! А если не думать, ничего особенного.
Заурядная чепуха.
Павел Евграфович и не помнил о мелком врунишке, который барахтался
как
мог, чтобы перекрутиться в суровой жизни, таких немало, жалеть некогда,
запомнить невозможно, да и ничего ужасного с ним тогда не случилось, и
спустя лет шесть, когда встретились на собрании пайщиков дачного
кооператива, Павел Евграфович увидел полного, осанистого блондина в
чесучовой толстовке, в дорогих туфлях, директора фабрики и не узнал его.
Не узнавал долго. В ту пору работал на Урале, в Москве был наездами. Не
узнал бы никогда, если бы тот сам однажды вполне дружелюбно,
полушутливо