Page 90 - Старик
P. 90

- Хочу все...
                     Когда солнце ушло, день смерк, он добился того, чего  хотел,  ибо,  как
                  всегда,  настаивал  _до  упора_,  и  была  отчаянная,  долгая,   горчайшая
                  сладость, какая может быть лишь  накануне  вечной  разлуки.  Потом,  когда
                  стало темно, как ночью, пошли в ванную, под душ,  он  мыл  губкой
                  любимое
                  тело, с которым расставался навеки, говорил: "Ponte el pie aqui"  [поставь
                  ногу сюда (исп.)], - брал ее ногу за колено и ставил ступнею на борт,  она
                  подчинялась, обнимал ее, целовал  мокрое  лицо,  не  ощущая  губами  слез,
                  лилась вода, они стояли до изнеможения под душем, лилась и лилась, стояли,
                  лилась, стояли, лилась, лилась, лилась из последних сил.
                     Часов в одиннадцать повез ее в Староконюшенный.  Заехал  во  двор.  Тут
                  была душная, мглистая, отнимавшая дыхание тьма. Не было выхода из
                  духоты.
                  Все окна темных квартир открыты, слышались голоса, люди не  спали.  Кто-
                  то
                  сидел на скамейке, кто-то лежал на  траве,  на  одеяле.  Нельзя  было  тут
                  задерживаться, надо прощаться окончательно. Да  уж  прощались.  Много
                  раз
                  прощались.  Он  спросил:  может,  ей  надо  в  чем-то  помочь?  С   кем-то
                  поговорить? По делу. Весь август он еще здесь. Она долго  молчала,  потом:
                  если уж так, надо поговорить с Шелудяковым... Там нужен человек в
                  Марокко.
                  Ей абсолютно все равно: хоть в Марокко, хоть  в  Замбию,  на  полюс,  куда
                  угодно. Лучше в Марокко, с испанским языком. Он сказал, что с

                  Шелудяковым
                  поговорить просто. Старый приятель.
                     И конец. Рванулась через ограду, через кусты, понеслась не оглядываясь;
                  стукнула на другой стороне скверика дверь...
                     Он мчался ночным шоссе - сердце немного покалывало,  проклятая  духота,
                  даже его прижало, да и милейшая Ангелина права, уже не мальчик -  и  думал
                  то о Светлане с грустью, то о том, что лететь надо через Париж, побыть там
                  дня три. На дачу приехал в полночь. Сразу поразило: не  спят,  на  веранде
                  горит свет. Бабка, Зинаида и Аленка сидят за столом, и никто не  вышел  на
                  крыльцо, хотя слышали, что въехала машина...
                     - Что у вас случилось?
                     - Ничего не случилось. У нас все в порядке, - сказала Полина  Карловна,
                  улыбаясь с выражением несколько сконфуженным  и  плутовским,  отчего
                  было
                  ясно, что, безусловно, _случилось_. И старуха тому виной.
                     - Мама хочет уйти от нас в дом для престарелых. То есть в богадельню, -
                  сказала Зина.
                     - Нет, Зиночка, не в богадельню, а в Дом ветеранов революции! -  Полина
                  Карловна подняла палец. - Существенная разница.
                     - Ах, мама, какая разница... Одинаково ужасно, одинаково  оскорбительно
   85   86   87   88   89   90   91   92   93   94   95