Page 92 - Старик

ей будет? Интернат? Что ж, как другие. Как многие. Завтра, завтра. Со
свежей головой. Зина спросила:
- Где ты был так поздно? Я звонила домой, звонила Леониду
Васильевичу...
В глазах зажглось живое, острое любопытство. Он вдруг заорал:
- Да какая разница, где я был?! Разве это должно сейчас волновать? Тут
катастрофа, кошмар, все планы к черту, жизнь к черту! А ей главное: где
был да почему поздно... - махнул рукой и ушел от глупых людей в сад, где
под яблоней стояла его кровать.

Вдруг позвонили: "Могу ли поговорить с Саней Извариным? Простите,
что
называю вас Саней. Вы зрелый муж, но для меня Саня, как сорок лет назад,
когда вы обрывали китайские яблочки в моем саду, вас гонял, напускал на
вас Джека - помните Джека, бульдога? - и жаловался вашему отцу..." Старик
частил что-то лопочущим, полузадушенным хрипотцой, но чрезвычайно
бодрым
голосом, понять, что ему нужно, было нельзя, фамилия ничего не говорила:
какой-то Приходько. "Извините, у вас ко мне дело, товарищ Приходько?" -
"Да, причем срочное. Нам надо увидеться". - "Срочное?" - "Да, крайне.
Cito, как пишут на рецептах врачи. Имейте в виду, Саня, для вас разговор
будет, безусловно, интересен... Я тут недалеко... Буквально на четверть
часа..."
Александр Мартынович собирался в больницу, навестить жену. Он сказал:

не позже двенадцати. Старичок возник через десять минут. И лишь только
Александр Мартынович увидел голый шишковатый череп, корабельный
нос,
улыбающийся несколько льстиво и хитровато большой, растянутый рот,
вмиг
вспомнил: никакой не Приходько, а тот дядька по кличке Пузо или
Рубильник,
что жил в дальнем, к огородам, доме, у него было двое детей, парень Славка
и девчонка Зоя. Славка ровесник. Одно лето дружили. О! Славка был
знаменит
вот чем: любил закручивать уши. Чаще всего закручивал свои собственные
уши, теребил их, складывал конвертиком, засовывал мочку в ушное
отверстие
и сидел так, разговаривая или играя в карты, с закрученными ушами,
успокоенный и довольный, но вдруг начинал волноваться и ему не
терпелось
закрутить уши или хотя бы одно ухо кому-нибудь другому, Жорику,
Руське,
Скорпиону или ему, Саньке Изварину, и он принимался канючить: "Дай
мне,