Page 91 - Старик

для всех нас...
- Почему же, Зиночка? Это почетное место. Вы должны быть рады, что
мать
хорошо устроена. Дай бог, чтоб удалось. Еще ничего неизвестно. Я еще
только собираю бумаги.
Удар был такой силы, что Олег Васильевич как будто качнулся и припал
спиной к косяку двери, чтобы стоять прочней. Старуха, разумеется,
комедиантка. Зачем ей это нужно? Ни за чем, показать себя. Свою
домашнюю
незаменимость. Может, удастся уговорить, и все рассеется, как кошмар?
Главное - деликатность и просительность, как в разговоре с милиционером,
который грозит проколоть талон. Но все же сволочь.
- Полина Карловна, милая, мы прожили вместе худо-бедно пятнадцать
лет... Неужели мы заслужили вот это? Ведь обида смертельная. И, кроме
того, вы нас убиваете. Именно теперь, когда надо уезжать, вы делаете такое
заявление, то есть попросту говоря... - нервы сдавали, не мог выдержать
правильно взятого униженного тона и закончил с закипающей яростью: -
Вы
режете нас без ножа! Поступаете, как худший враг!
Старуха пожала плечами.
- Понимаю, понимаю. Я все очень хорошо понимаю, Олег, и мы как раз об
этом говорили весь вечер с Зиночкой: как поступить? Что можно сделать?
Но
брать на себя ответственность за дом, за Алену я не могу. Нет сил, я
слишком стара.

Было сказано с таким спокойствием, что Олег Васильевич понял -
бесполезно. Он знал редкостное упорство старухи во всем - например, как
резать лук, так или так, - знал, что никогда ничего нельзя доказать, чужое
мнение летит мимо, не достигая слуха, и теперь молчал, онемев и
размышляя.
Вдруг вспомнил: Зина однажды намекала на то, что у матери кто-то есть.
Некий друг престарелого возраста, какой-то артист. Ах, вот что? В
богадельню к другу? С внучкой оставаться стара, а для стариковских
шашней
непристойных годится. Так и вертелось на языке, влепить бы прямым
текстом,
но сдержался. Нет, нет, пороть горячку не будем. Этот козырь выложим
напоследок. Надо выспаться. Надо со свежей головой.
Аленка сидела мрачная, набычившись, за столом и что-то черкала
карандашом на бумаге, низко склонив очкастую голову. По линии упорства
это
существо было на втором месте после бабки. Очевидно, они уже тут
поссорились, и Аленка дулась. Олег Васильевич смотрел на некрасивую
девочку с досадой, с сожалением, мгновенно превратившимся в боль.
Каково