Page 111 - Рассказы

болезненно любила и ненавидела в нем того молодца: Спирька был вылитый отец, даже
характером сшибал, хоть в глаза не видал его.
В школу он больше не пошел, как мать ни билась и чем только ни лупила. Он
пригрозил, что прыгнет с крыши на вилы. Мать отступилась. Спирька пошел работать в
колхоз.
Рос дерзким, не слушался старших, хулиганил, дрался… Мать вконец измучилась с ним
и махнула рукой:
– Давай, может, посадют.
И правда, посадили. После войны. С дружком, таким же отпетым чухонцем,
перехватили на тракте сельповскую телегу из соседнего села, отняли у возчика ящи водки…
Справились с мужиком! Да еще всыпали ему. Сутки гуляли напропалую у Спирькиной
"марухи"… И тут их накрыла милиция. Спирька успел схватить ружье, убежал в баню, и его
почти двое суток не могли взять – отстреливался. К нему подсылали "маруху" его,
Верку-тараторку, – уговорить сдаться добром. Шалаболка Верка, тайком, под подолом,
отнесла ему бутылку водки и патронов. Долго была там с ним.. Вышла и объявила гордо:
– Не выйдет к вам!
Спирька стрелял в окошечко и пел:

Врагу не сдается наш гордый «Варяг»,
Пощады никто не желает!

– Спирька, каждый твой выстрел – лишний год! – кричали ему.
– Считайте – сколько?! – отвечал Спирька. И из окошечка брызгал стремительный
длинный огонь, гремело. Потом он протрезвился, смертельно захотел спать… Выкинул
ружье и вышел.
Пять лет "пыхтел".
Пришел – такой же размашисто-красивый, дерзкий и такой же неожиданно добрый.
Добротой своей он поражал, как и красотой. Мог снять с себя последнюю рубаху и отдать –
если кому нужна. Мог в свой выходной поехать в лес, до вечера пластаться там, а к ночи
привезти машину дров каким-нибудь одиноким старикам. Привезет, сгрузит, зайдет в избу.
– Да чего бы тебе, Спиренька, андел ты наш?.. Чего бы тебе за это? – суетятся старики.
– Стакан водяры.– И смотрит с любопытством.– Что, ничего я мужик.
Пришел Спирька из тюрьмы… Дружков – никого, разъехались, "марухи" замуж
повыходили. Думали, уедет и он. Он не уехал. Малость погулял, отдал деньги матери, пошел
шоферить. Так жил Спирька.

В село Ясное приехали по весне два новых человека, учителя: Сергей Юрьевич и Ирина
Ивановна Зеленецкие – муж и жена. Сергей Юрьевич – учитель физкультуры, Ирина
Ивановна – пения.
Сергей Юрьевич – невысокий, мускулистый, широченный в плечах… Ходил
упружисто, легко прыгал, кувыркался; любо глядеть, как он серьезно, с увлечением
проделывал упражнения на турнике, на брусьях, на кольцах… У него был необычайно
широкий добрый рот, толстый, с нашлепкой нос и редкие, очень белые, крупные зубы.
Ирина Ивановна – маленькая, бледненькая, по-девичьи стройная. Ничего вроде бы
особенного, а скинет в учительской плащик, пройдет, привстанет на цыпочки, чтобы снять
со шкафа тяжелый аккордеон,– откуда ладность явится, изящность. Невольно
засматривались на нее.
Такая-то пара (было им по тридцать – тридцать два года) приехала в Ясное в хорошие
теплые дни в конце апреля. Их поселили в большом доме, к старикам Прокудиным.
Первым, кто пришел навестить приезжих, был Спирька, Он и раньше всегда ходил к
новым людям. Придет, посидит, выпьет с хозяевами (кстати сказать, Спирька, хоть пил,
допьяна напивался редко), поговорит и уйдет.