Page 83 - Рассказы

– Дай еще выпить, отец.– Расстегнул ворот черной сатиновой рубахи, гулко хлопнул
себя по груди широкой ладонью, погладил.– Душа просит.
– Поел бы, а то с голодухи-то развезет.
– Не развезет. Меня не развезет,– И ласково и крепко приобнял старика за шею.
И пропел:

А в камере смертной,
Сырой и холодной,
Седой появился старик…

И улыбнулся ласково. Глаза у парня горели ясным, радостным блеском.
– Выпьем, добрый человек.
– Наскучал один-то,– Никитич тоже улыбнулся. Парень все больше и больше нравился
ему. Молодой, сильный, красивый. А мог пропасть,– Так, парень, пропасть можно. Без
ружьишка в тайге – поганое дело.
– Не пропадем, отец. Еще поживем!
И опять сказал это крепко, и на миг глаза его заглянули куда-то далеко-далеко и опять
"остыли"… И непонятно было, о чем он подумал, как будто что-то вспомнил, Но вспоминать
ему это "что-то" не хотелось. Запрокинул стакан, одним глотком осушил до дна. Крякнул.
Крутнул головой. Пожевал сала. Закурил. Встал – не сиделось. Прошелся широким шагом по
избушке, остановился посредине, подбоченился и опять куда-то далеко засмотрелся.
– Охота жить, отец,
– Жить всем охота. Мне, думаешь, неохота? А мне уж скоро…
– Охота жить! – упрямо, с веселой злостью повторил большой красивый парень, не
слушая старика.– Ты ее не знаешь, жизнь. Она…– Подумал, стиснул зубы: – Она – дорогуша.
Милая! Роднуля моя.
Захмелевший Никитич хихикнул:
– Ты про жись, как все одно про бабу.
– Бабы – дешевки.– Парня накаляло какое-то упрямое, дерзкое, радостное чувство. Он
не слушал старика, говорил сам, а тому хотелось его слушать. Властная сила парня стала и
его подмывать.
– Бабы, они… конечно. Но без них тоже…
– Возьмем мы ее, дорогушу,– парень выкинул вперед руки, сжал кулаки,возьмем,
милую, за горлышко… Помнишь Колю-профессора? Забыла? – Парень с кем-то разговаривал
и очень удивился, что его "забыли". – Колю-то!.. А Коля помнит тебя. Коля тебя не забыл.–
Он не то радовался, не то собирался кому-то зло мстить.– А я – вот он. Прошу, мадам, на
пару ласковых, Я не обижу. Но ты мне отдашь все. Все! Возьму!..
– Правда, што ли, баба так раскипятила? – спросил удивленный Никитич.
Парень тряхнул головой:
– Эту бабу зовут – воля. Ты тоже не знаешь ее, отец, Ты – зверь, тебе здесь хорошо. Но
ты не знаешь, как горят огни в большом городе. Они манят. Там милые, хорошие люди, у
них тепло, мягко, играет музыка. Они вежливые и очень боятся смерти. А я иду по городу, и
он весь мой. Почему же они там, а я здесь? Понимаешь?
– Не навечно же ты здесь…
– Не понимаешь.– Парень говорил серьезно, строго.– Я должен быть там, потому что я
никого не боюсь. Я не боюсь смерти. Значит, жизнь – моя.
Старик качнул головой:
– Не пойму, паря, к чему ты?
Парень подошел к нарам, налил в стаканы. Он как будто сразу устал.
– Из тюрьмы бегу, отец,– сказал без всякого выражения.– Давай?
Никитич машинально звякнул своим стаканом о стакан парня. Парень выпил.
Посмотрел на старика… Тот все еще держал стакан в руке. Глядел снизу на парня,