Page 280 - Тихий Дон

бурьянок, сугорбились обугленные пни, желтел бурой глиной бруствер, далеко в стороны по
голому полю отходили морщины окопов. Позади даже болото, изрытвленное рябью
разработок, даже разрушенное шоссе пахли жизнью, кинутым трудом, у опушки же
безрадостную и горькую картину являла человеческому глазу земля.
В этот день Иван Алексеевич, в прошлом машинист моховской вальцовки, уходил в
близлежащее местечко, где стоял обоз первого разряда, и вернулся только перед вечером.
Пробираясь к себе в землянку, он столкнулся с Захаром Королевым. Цепляясь шашкой за
уступы мешков, набитых землей, бестолково махая руками, Захар почти бежал. Иван
Алексеевич посторонился, уступая дорогу, но Захар схватил его за пуговицу гимнастерки,
зашептал, ворочая нездорово-желтыми белками:
— Слыхал? Пехота справа уходит! Может, фронт бросают?
Застывшая недвижным потоком, словно выплавленная из черного чугуна, борода
Захара была в чудовищном беспорядке, глаза глядели с голодной тоскливой жадностью.
— Как, то есть, бросают?
— Уходют, а как — я не знаю.
— Может, их сменяют? Пойдем к взводному, узнаем.
Захар повернулся и пошел к землянке взводного, скользя ногами по осклизлой,
влажной земле.
Через час сотня, смененная пехотой, шла к местечку. Наутро разобрали у коноводов
лошадей, форсированным маршем двинулись в тыл.
Мелкий накрапывал дождь. Понурые горбились березы. Дорога вклинилась в лес, и
лошади, почуяв сырость и вянущий, острый и тоскливый запах прошлогодней листвы,
зафыркали, пошли веселей. Розовыми бусами мокрела на кустах волчья ягода, омытые
дождем, пенистые шапки девичьей кашки неотразимо сияли белизной. Ядрено-тяжеловесные
капли отряхал ветер с деревьев на всадников. Шинели и фуражки чернели пятнышками,
будто иссеченные дробью. Тающий дымок махорки плыл над взводными рядами.
— Захватили-и — и прут черт те куда.
— Аль не обрыдло в окопах?
— А в самом деле, куда нас гонют?
— Переформировка какая-нибудь.
— Что-то не похоже.
— Эх, станица, покурим — все горе забудем!
— Я свое горе в саквах вожу…
— Господин есаул, дозвольте песню заиграть?
— Дозволил, что ль?.. Заводи, Архип!
Кто-то в передних рядах, откашлявшись, завел:

Ехали казАченки да со службы домой,
На плечах погоники, на грудях кресты.

Отсыревшие голоса вяло потянули песню и замолкли. Захар Королев, ехавший в одном
ряду с Иваном Алексеевичем, приподнялся на стременах, закричал насмешливо:
— Эй вы, старцы слепые! Рази же так по-нашему играют? Вам под церквой с кружкой
побираться, «Лазаря» играть. Песельники…
— А ну, заведи!
— Шея у него короткая, голосу негде помещаться.
— Нахвалился, а теперя хвост на сторону?
Королев зажал в кулаке черный слиток завшивевшей бороды, на минуту закрыл глаза и,
отчаянно махнув поводьями, кинул первые слова:

Ой, да возвеселитесь, храбрые донцы-казаки…