Page 311 - Тихий Дон

причитала, узорила клейменую бязевую грязную рубаху слезами.
Осиротели семьи Маныцкова, Афоньки Озерова, Евлантия Калинина, Лиховидова,
Ермакова и других казаков.
Лишь по одному Степану Астахову никто не плакал — некому было. Пустовал его
забитый дом, полуразрушенный и мрачный даже в летнюю пору. Аксинья жила в Ягодном,
по-прежнему в хуторе о ней слышали мало, а она в хутор не заглядывала — не тянуло, знать.
Казаки верховых станиц Донецкого округа шли домой земляческими валками. В хутора
Вешенской станицы в декабре почти полностью вернулись фронтовики.
Через хутор Татарский день и ночь тянулись конные, человек по десять — сорок,
направляясь на левую сторону Дона.
— Откуда, служивые? — выходя, спрашивали старики.
— С Черной речки.
— С Зимовного.
— С Дубовки.
— С Решетовского.
— Дударевские.
— Гороховские.
— Алимовские, — звучали ответы.
— Навоевались, что ль? — ехидно пытали старики.
Иные фронтовики, совестливые и смирные, улыбались:
— Хватит, отцы! Навоевались.
— Нуждишки приняли, гребемся домой.
А те, которые поотчаянней, позлей, матерно ругались, советовали:
— Пойди-ка ты, старый, потрепи хвост!
— Чего допытываешься? Какого тебе надо?
— Вас тут много, шептунов!
В конце зимы под Новочеркасском уже завязывались зачатки гражданской войны, а в
верховьях Дона, в хуторах и станицах, кладбищенская покоилась тишина. В куренях лишь
шла скрытая, иногда прорывавшаяся наружу, семейная междоусобица: старики не ладили с
фронтовиками.
О войне, закипавшей под стольным градом Области войска Донского, знали лишь
понаслышке; смутно разбираясь в возникавших политических течениях, выжидали событий,
прислушивались.
До января и на хуторе Татарском жили тихо. Вернувшиеся с фронта казаки отдыхали
возле жен, отъедались, не чуяли, что у порогов куреней караулят их горшие беды и тяготы,
чем те, которые приходилось переносить на пережитой войне.

II

Мелехов Григорий в январе 1917 года был произведен за боевые отличия в хорунжие,
назначен во 2-й запасной полк взводным офицером.
В сентябре он, после того как перенес воспаление легких, получил отпуск; прожил
дома полтора месяца, оправился после болезни, прошел окружную врачебную комиссию и
вновь был послан в полк. После Октябрьского переворота получил назначение на должность
командира сотни. К этому времени можно приурочить и тот перелом в его настроениях,
который произошел с ним вследствие происходивших вокруг событий и отчасти под
влиянием знакомства с одним из офицеров полка — сотником Ефимом Извариным.
С Извариным Григорий познакомился в первый день приезда из отпуска, после
постоянно сталкивался с ним на службе и вне службы и незаметно для самого себя подпадал
под его влияние.
Ефим Изварин был сыном зажиточного казака Гундоровской станицы, образование
получил в Новочеркасском юнкерском училище, по окончании его отправился на фронт в