Page 328 - Тихий Дон

— Иди под общий кур.
— Спаси Христос. Недавно покурил.
Поручкавшись с казаками, Мирон Григорьевич снял красноверхий треух, погладил
торчмя стоявшие белесые волосы и улыбнулся:
— Из чего доброго пожаловали, братцы-атаманцы?
Христоня сверху вниз поглядел на него, ответил не сразу: сначала долго слюнил
бумажку, елозил по ней большим, шершавым, как у быка, языком и, уже скрутив, пробасил:
— К Митрию, стал быть, дельце есть.
Мимо прошаркал дед Гришака. Ободья вентерей нес держа на отлет. Иван Алексеевич
и Христоня, здороваясь с ним, сняли шапки. Дед Гришака отнес к крыльцу вентери,
вернулся.
— Вы чего же это, вояки, дома сидите? Пригрелись возля баб? — обратился он к
казакам.
— А что? — спросил Христоня.
— Ты, Христошка, замолчь! Кубыть, и не знаешь?
— Ей-богу, не знаю! — забожился Христоня. — Вот те крест, деданя, не знаю!
— Человек надысь ехал с Воронежа, купец, знакомец Сергея Платоныча Мохова, али
сродствие ему какое доводится, — не знаю. Ну, так вот, ехал и гутарит, что на Чертковой
стоит чужая войска — болшаки эти самые. Русь на нас войной идет, а вы — по домам? И ты,
поганец… слышишь, Митька? Ты-то чего молчишь? Чего вы думаете?
— А ничего мы не думаем, — улыбнулся Иван Алексеевич.
— То-то и беда, что ничего не думаете! — горячился дед Гришака. — Вас, как
куропатей, в осилки возьмут! Вот заполонят вас мужики, набьют вам сопелки…
Мирон Григорьевич сдержанно улыбался; Христоня, проводя по щекам рукой, шуршал
щетиной давно не бритой бороды; Иван Алексеевич, покуривая, глядел на Митьку, а у того в
торчевых кошачьих зрачках толпились огоньки, и нельзя было понять — смеются зеленые
его глаза или дымятся несытой злобой.
Поговорив немного, Иван Алексеевич и Христоня попрощались, отозвали к калитке
Митьку.
— Ты почему вчера не пришел на собрание? — строго спросил Иван Алексеевич.
— Время не указало.
— А к Мелеховым было время ходить?
Митька кивком головы кинул на лоб папаху, сказал, скрытно злобясь:
— Не пришел — и все тут. Об чем будем гутарить?
— Были все хуторные фронтовики, Петро Мелехов не был. Ты знаешь… решили
делегатов посылать от хутора в Каменскую. Там десятого января съезд фронтовиков. Жребий
трясли, досталось нам троим ехать: мне, Христану вот и тебе.
— Я не поеду, — решительно заявил Митька.
— Ты что? — Христоня нахмурился и взял его за пуговицу гимнастерки. —
Отбиваешься от своих? Не с руки?
— Он с Мелеховым Петькой… — Иван Алексеевич тронул рукав Христониной
шинели, сказал, заметно бледнея: — Ну, пойдем. Тут, видно, делать нам нечего… Не
поедешь, Митрий?
— Нет… Сказал «нет» — значит, нет.
— Прощевай! — Христоня скособочил голову.
— Час добрый!
Митька, отводя взгляд, протянул ему горячую руку, пошел к куреню.
— Гад! — вполголоса сказал Иван Алексеевич и коротко подрожал ноздрями. —
Гад! — звонче повторил он, глядя в широкую спину уходившего Митьки.
Дорогой, заходя попутно, уведомили кое-кого из фронтовиков, что Коршунов отказался
ехать и что завтра они вдвоем выезжают на съезд.
8 января с рассветом Христоня и Иван Алексеевич выехали из хутора. Вез их по