Page 355 - Тихий Дон

— Телка испужал, горластый! — досадливо сказала Ильинична.
Григорий пожал казакам руки, пригласил садиться. Вскоре пришли еще казаки с этого
края хутора. Под разговор накурили так, что лампа замигала и надсадно закашлял телок.
— Лихоманка вас забери! — ругалась Ильинична, уже в полночь выпроваживая
гостей. — Вон на баз ступайте, там и дымите, трубокуры! Идите, идите! Служивый наш ишо
не отдыхал с дороги. Ступайте с богом.

XIV

Наутро Григорий проснулся позже всех. Разбудило его громкое, как весной, чулюканье
воробьев под застрехами крыши и за наличниками окон. В щелях ставней пылилась золотая
россыпь солнечных лучей. Звонили к обедне. Григорий вспомнил, что сегодня —
воскресенье. Натальи не было рядом с ним, но перина еще хранила тепло ее тела. Она,
очевидно, встала недавно.
— Наташа! — позвал Григорий.
Вошла Дуняшка.
— Тебе чего, братушка?
— Открой окошки и покличь Наталью. Она что делает?
— Стряпает с маманей, зараз придет.
Наталья вошла, зажмурилась от темноты.
— Проснулся?
От рук ее пахло свежим тестом. Григорий лежа обнял ее, вспомнил ночь — засмеялся.
— Проспала?
— Ага! Уморила… ноченька. — Она улыбнулась, краснея, пряча на волосатой груди
Григория голову.
Помогла Григорию перебинтовать рану, достала из сундука праздничные шаровары,
спросила:
— Мундир с крестами наденешь?
— Ну его! — Григорий испуганно отмахнулся.
Но Наталья упрашивала неотступно:
— Надень! Батяня будет довольный. Чего же ты, задаром их заслуживал, чтобы они по
сундукам валялись?
Уступая ее настояниям, Григорий согласился. Он встал, взял у Петра бритву, побрился,
вымыл лицо и шею.
— Затылок-то брил? — спросил Петро.
— Ох, черт, забыл!
— Ну, садись, побрею.
Холодный помазок обжег шею. Григорий видел в зеркало, как Петро, по-детски
высунув на сторону язык, водит бритвой.
— Шея-то потоньшела у тебя, как у быка после пахоты, — улыбнулся он.
— Небось, на казенных харчах не разглажеешь.
Григорий надел мундир с погонами хорунжего, с густым завесом крестов и, когда
погляделся в запотевшее зеркало, — почти не узнал себя: высокий, сухощавый,
цыгановато-черный офицер глядел на него двойником.
— Ты как полковник! — восторженно заметил Петро, без зависти любуясь братом.
Слова эти, помимо воли Григория, доставили ему удовольствие. Он вышел в кухню.
Любующимся взглядом пристыла к нему Дарья. Дуняшка ахнула:
— Фу, какой ты пышный!..
Ильинична и тут не удержалась от слез. Вытирая их грязной завеской, ответила на
подтрунивание Дуняшки:
— Народи ты себе таких, чечекалка! По крайней мере, два сыночка — и обое в люди
вышли!