Page 402 - Тихий Дон

— Ты с ума сошел! Куда ты поведешь нас? К контрреволюционерам? Ты, брат, не
балуйся! Назад пойдем! Погибать нам неохота! Энто что? Ты видишь? — он указал на бугор.
Все оглянулись: на небольшом кургашке четкие рисовались фигуры трех верховых.
— Разъезд ихний! — воскликнул Лагутин.
— А вон еще!
По бугру замаячили конные. Они съезжались группами, разъезжались, исчезали за
бугром и вновь показывались. Подтелков отдал приказ трогаться обратно. Проехали хутор
Алексеевский. И там население, очевидно предупрежденное казаками, завидев приближение
подвод экспедиции, стало прятаться и разбегаться.
Смеркалось. Назойливый, мелкий, холодный цедился дождь. Люди промокли и
издрогли. Шли возле подвод, держа винтовки наизготове. Дорога, огибая изволок,
спустилась в лощину, текла по ней, виляя и выползая на бугор. На гребнях появлялись и
скрывались казачьи разъезды. Они провожали экспедицию, взвинчивая и без того нервное
настроение.
Возле одной из поперечных балок, пересекавших лощину, Подтелков прыгнул с
подводы, коротко кинул остальным: «Изготовься!» Сдвинув на своем кавалерийском
карабине предохранитель, пошел рядом с подводой. В балке — задержанная плотиной —
голубела вешняя вода. Ил около прудка был испятнан следами подходившего к водопою
скота. На горбе осыпавшейся плотины росли бурьянок и повитель, внизу у воды чахла осока,
шуршал под дождем остролистый лещук. Подтелков ждал казачьей засады в этом месте, но
высланная вперед разведка никого не обнаружила.
— Федор, ты сейчас не жди, — зашептал Кривошлыков, подозвав Подтелкова к
подводе. — Сейчас они не нападут. Ночью нападут.
— Я сам так думаю.

XXVIII

На западе густели тучи. Темнело. Где-то далеко-далеко, в полосе Обдонья, вилась
молния, крылом недобитой птицы трепыхалась оранжевая зарница. В той стороне блекло
светилось зарево, принакрытое черной полою тучи. Степь, как чаша, до краев налитая
тишиной, таила в складках балок грустные отсветы дня. Чем-то напоминал этот вечер
осеннюю пору. Даже травы, еще не давшие цвета, излучали непередаваемый запах тлена.
К многочисленным невнятным ароматам намокшей травы принюхивался, шагая,
Подтелков. Изредка он останавливался, счищая с каблуков комья приставшей грязи,
выпрямляясь, тяжко и устало нес свое грузное тело, скрипел мокрой кожей распахнутой
куртки.
В хутор Калашников, Поляково-Наголинской волости, приехали уже ночью. Казаки
команды, покинув подводы, разбрелись по хатам на ночевку. Взволнованный Подтелков
отдал распоряжение расставить пикеты, но казаки собирались неохотно. Трое отказались
идти.
— Судить их товарищеским судом! За невыполнение боевого приказа —
расстрелять! — горячился Кривошлыков.
Издерганный тревогой, Подтелков горько махнул рукой:
— Разложились дорогой. Обороняться не будут. Пропали мы, Мишатка!..
Лагутин кое-как собрал несколько человек, выслал за хутор дозоры.
— Не спать, ребятки! Иначе накроют нас! — обходя хаты, убеждал Подтелков
наиболее близких ему казаков.
Он всю ночь просидел за столом, свесив на руки голову, тяжело и хрипло вздыхая.
Перед рассветом чуть забылся сном, уронив на стол большую голову, но его сейчас же
разбудил пришедший из соседнего двора Роберт Фрашенбрудер. Начали собираться к
выступлению. Уже рассвело. Подтелков вышел из хаты. Хозяйка, доившая корову,
повстречалась ему в сенях.