Page 405 - Тихий Дон
P. 405
Бунчук, твердо решивший не сдавать оружия, держа винтовку наперевес, быстро
подошел к Подтелкову.
— Оружия не сдадим! Слышишь ты?!
— Теперь поздно… — прошептал Подтелков, судорожно комкая в руках отрядный
список.
Список этот перешел в руки Спиридонова. Тот, бегло прочитав его, спросил:
— Тут сто двадцать восемь человек… Где остальные?
— Отстали дорогой.
— Ах, вон как… Ну ладно. Прикажи, чтобы сносили оружие.
Подтелков первый отцепил наган с кобурою; передавая оружие, сказал невнятно:
— Шашка и винтовка в тачанке.
Началось разоружение. Красногвардейцы вяло сносили оружие, револьверы кидали
через плетни, прятали, расходясь по дворам.
— Всех, кто не сдаст оружие, будем обыскивать! — крикнул Спиридонов, весело и
широко осклабившись.
Часть красногвардейцев, предводительствуемая Бунчуком, отказалась от сдачи
винтовок; их обезоружили силком.
Тревоги наделал пулеметчик, ускакавший из хутора с пулеметным замком.
Воспользовавшись суматохой, спряталось несколько человек. Но сейчас же Спиридонов
выделил конвой, окружил всех оставшихся с Подтелковым, обыскал, попробовал сделать
перекличку. Пленные отвечали неохотно, некоторые покрикивали:
— Чего тут проверять, все тут!
— Гоните нас в Краснокутскую!
— Товарищи! Кончайте дело!
Опечатав и под усиленной охраной отправив денежный ящик в Каргинскую,
Спиридонов построил пленных, скомандовал, сразу изменив тон и обращение:
— Ряды вздвой! На-ле-е-во! Правое плечо вперед, шагом марш! Молчать!
Ропот прокатился по рядам красногвардейцев. Пошли недружно, тихо, спустя немного
смешали ряды и уже шли толпой.
Подтелков, под конец упрашивавший своих сдавать оружие, вероятно, еще надеялся на
какой-то счастливый исход. Но как только пленных выгнали за хутор, конвоировавшие их
казаки начали теснить крайних лошадьми. Бунчука, шагавшего слева, старик казак, с
пламенно рыжей бородой и почерневшей от старости серьгой в ухе, без причины ударил
плетью. Конец ее располосовал Бунчуку щеку. Бунчук повернулся, сжав кулаки, однако
вторичный, еще более сильный удар заставил его шарахнуться в глубь толпы. Он невольно
сделал это, подтолкнутый животным инстинктом самосохранения, и, стиснутый телами
густо шагавших товарищей, в первый раз после смерти Анны сморщил губы нервной
усмешкой, дивясь про себя тому, как живуче и цепко в каждом желание жить.
Пленных начали избивать. Старики, озверевшие при виде безоружных врагов, гнали на
них лошадей, свешивались с седел, били плетями, тупяками шашек. Невольно каждый из
подвергавшихся побоям норовил протиснуться в середину; поднялись давка, крик.
Высокий бравый красногвардеец, из низовских, крикнул, потрясая поднятыми руками:
— Убивать — так убивайте сразу!.. Что вы измываетесь?
— Где же ваше слово? — зазвенел Кривошлыков.
Старики притихли. На вопрос одного из пленных: «Куда вы нас гоните?» — конвоир,
молодой фронтовик, видимо сочувствовавший большевикам, ответил вполголоса:
— Приказ был — на хутор Пономарев. Вы не робейте, братки! Худого вам ничего не
сделаем.
Пригнали на хутор Пономарев.
Спиридонов с двумя казаками стал в дверях тесной лавчушки; пропуская по одному,
спрашивал:
— Имя, фамилия? Откуда родом? — ответы записывал в замусоленную полевую