Page 590 - Тихий Дон
P. 590
Он не подошел к поверженной в прах старухе, а прямиком направился к Петру и его
спутнику, издали снял с лысой головы свою выцветшую казачью фуражку. И Петр
Богатырев узнал его, приветствовал помахиванием руки, улыбкой. Сошлись.
— Позвольте узнать, истинно ли это вы, Петро Григорич?
— Я самый, дедушка!
— Вот сподобил господь на старости годов увидеть летучую машину! То-то мы ее и
перепужались!
— Красных поблизости нету, дедушка?
— Нету, нету, милый! Прогнали их ажник куда-то за Чир, в хохлы.
— Наши казаки тоже восстали?
— Встать-то встали, да уж многих и обратно положили.
— Как?
— Побили то есть.
— Ааа… Семья моя, отец — все живые?
— Все. А вы из-за Донца? Моего Тихона не видали там?
— Из-за Донца. Поклон от Тихона привез. Ну ты, дедушка, покарауль нашу машину,
чтобы ребятишки ее не трогали, а я — домой… Пойдемте!
Петр Богатырев и его спутник пошли. А из левад, из-под сараев, из погребов и
всяческих щелей выступил спасавшийся там перепуганный народ. Толпа окружила аэроплан,
еще дышавший жаром нагретого мотора, пахучей гарью бензина и масла. Обтянутые
полотном крылья его были во многих местах продырявлены пулями и осколками снарядов.
Невиданная машина стояла молчаливая и горячая, как загнанный конь.
Дед — первый встретивший Петра Богатырева — побежал в проулок, где лежала его
поваленная ужасом старуха, хотел обрадовать ее сведениями о сыне Тихоне, отступившем в
декабре с окружным правлением. Старухи в проулке не было. Она успела дойти до куреня и,
забившись в кладовку, торопливо переодевалась: меняла на себе рубаху и юбку. Старик с
трудом разыскал ее, крикнул:
— Петька Богатырев прилетел! От Тихона низкий поклон привез! — и несказанно
возмутился, увидев, что старуха его переодевается. — Чего это ты, старая карга, наряжаться
вздумала? Ах, фитин твоей матери! И кому ты нужна, чертяка облезлая? Чисто —
молоденькая!
…Вскоре в курень к отцу Петра Богатырева пришли старики. Каждый из них входил,
снимал у порога шапку, крестился на иконы и чинно присаживался на лавку, опираясь на
костыль. Завязался разговор. Петр Богатырев, потягивая из стакана холодное неснятое
молоко, рассказал о том, что прилетел он по поручению донского правительства, что в
задачу его входит установить связь с восставшими верхнедонцами и помочь им в борьбе с
красными доставкой на самолетах патронов и офицеров. Сообщил, что скоро Донская армия
перейдет в наступление по всему фронту и соединится с армией повстанцев. Попутно
Богатырев пожурил стариков за то, что плохо воздействовали на молодых казаков,
бросивших фронт и пустивших на свою землю красных. Закончил он свою речь так:
— Но… уже поскольку вы образумились и прогнали из станиц Советскую власть, то
донское правительство вас прощает.
— А ить у нас, Петро Григорич, Советская власть зараз, за вычетом коммунистов. У
нас ить и флак не трех цветов, а красный с белым, — нерешительно сообщил один из
стариков.
— Даже в обхождении наши молодые-то, сукины дети, неслухменники, один одного
«товарищем» козыряют! — вставил другой.
Петр Богатырев улыбнулся в подстриженные рыжеватые усы и, насмешливо сощурив
круглые голубые глаза, сказал:
— Ваша Советская власть, — как лед на провесне. Чуть солнце пригреет — и она
сойдет. А уж зачинщиков, какие под Калачом фронт бросали, как только вернемся из-за
Донца, пороть будем!