Page 653 - Тихий Дон

— Не дюже сладко… — сдержанно отвечал одетый в старый зипун казак, жадно
затягиваясь папироской, глаз не сводя с высоких зашнурованных по колено гетр, туго
обтягивавших толстые икры хорунжего.
На ногах казака еле держались стоптанные рваные чирики. Белые, многократно
штопанные шерстяные чулки, с заправленными в них шароварами, были изорваны;
потому-то казак и не сводил очарованного взгляда с английских ботинок, прельщавших его
толщиною неизносных подошв, ярко блестевшими медными пистонами. Он не утерпел и
простодушно выразил свое восхищение:
— А и хороша же у вас обувка!
Но хорунжий не был склонен к мирному разговору. С ехидством и вызовом он сказал:
— Захотелось вам заграничную экипировку променять на московские лапти, так теперь
нечего на чужое завидовать!
— Промашка вышла. Обвиноватились… — смущенно отвечал казак, оглядываясь на
своих, ища поддержки.
Хорунжий продолжал издевательски отчитывать:
— Ум у вас оказался бычиный. Бык, он ведь всегда так: сначала шагнет, а потом стоит
думает. Промашка вышла! А осенью, когда фронт открыли, о чем думали! Комиссарами
хотели быть! Эх вы, защитники отечества!..
Молоденький сотник тихо шепнул на ухо расходившемуся хорунжему: «Оставь, будет
тебе!» И тот затоптал папироску, сплюнул, развалисто пошел к лошадям. Есаул передал ему
записку, что-то сказал вполголоса.
С неожиданной легкостью тяжеловатый хорунжий вскочил на коня, круто повернул его
и поскакал на запад.
Казаки смущенно молчали. Подошедший есаул, играя низкими нотами звучного
баритона, весело спросил:
— Сколько верст отсюдова до хутора Варваринского?
— Тридцать пять, — в несколько голосов ответили казаки.
— Хорошо. Так вот что, станичники, ступайте и передайте вашим начальникам, чтобы
конные части, не медля ни минуты, переправлялись на эту сторону. С вами отправится до
переправы наш офицер, он поведет конницу. А пехота походным порядком пусть движется в
Казанскую. Понятно? Ну, как говорится, налево кругом и с богом шагом арш!
Казаки толпою пошли под гору. Саженей сто шагали и молчали, как по сговору, а
потом невзрачный казачишка в зипуне, тот самый, которого отходил ретивый хорунжий,
покачал головой и горестно вздохнул:
— Вот и соединились, братушки…
Другой с живостью добавил:
— А хрен редьки не слаже! — и смачно выругался.

VI

Тотчас же, как только в Вешенской стало известно о спешном отступлении красных
частей, Григорий Мелехов с двумя конными полками вплавь переправился через Дон,
выслал сильные разъезды и двинулся на юг.
За обдонским бугром шел бой. Глухо, как под землей, громыхали сливавшиеся раскаты
орудийных выстрелов.
— Снарядов-то кадеты, видать, не жалеют! Беглым огнем содют! — восхищенно сказал
один из командиров, подъезжая к Григорию.
Григорий промолчал. Он ехал впереди колонны, внимательно осматриваясь по
сторонам. От Дона до хутора Базковского на протяжении трех верст стояли тысячи
оставленных повстанцами бричек и арб. Всюду по лесу лежало разбросанное имущество:
разбитые сундуки, стулья, одежда, упряжь, посуда, швейные машины, мешки с зерном, все,
что в великой хозяйской жадности было схвачено и привезено при отступлении к Дону.