Page 685 - Тихий Дон

— А это как прийдется.
— Ну, а зараз далеко отъезжаешь?
— Так… Повидать кое-кого из хуторных. Мы скоро прибудем.
Митька со своими спутниками не успел еще вернуться к Мелеховым, а уж по хутору
покатилась молва: «Коршунов с калмыками приехал, всю семью Кошевого вырезали!»
Ничего не слышавший Пантелей Прокофьевич только что пришел из кузницы с
косогоном и снова собрался было налаживать лобогрейку, но его позвала Ильинична:
— Поди-ка сюда, Прокофич! Да попроворней!
В голосе старухи прозвучали нотки нескрываемой тревоги, и удивленный Пантелей
Прокофьевич тотчас направился в хату.
Заплаканная, бледная Наталья стояла у печки. Ильинична указала глазами на
Аникушкину жену, глухо спросила:
— Слыхал новость, старик?
«Ох, с Григорием что-то… Сохрани и помилуй!» — опалила Пантелея Прокофьевича
догадка. Он побледнел и, в страхе и ярости оттого, что никто ничего не говорит, крикнул:
— Скорей выкладывайте, будь вы прокляты!.. Ну, что случилось? С Григорием?.. — И,
словно обессилевший от крика, опустился на лавку, поглаживая трясущиеся ноги.
Дуняшка первая сообразила, что отец боится черных вестей о Григории, поспешно
сказала:
— Нет, батенька, это не об Грише весть. Митрий Кошевых побил.
— Как, то есть, побил? — У Пантелея Прокофьевича разом отлегло от сердца, и, еще не
понимая смысла сказанных Дуняшкой слов, он снова переспросил: — Кошевых? Митрий?
Аникушкина жена, прибежавшая с новостями, сбиваясь, начала рассказывать:
— Ходила я, дяденька, телка искать и вот иду мимо Кошевых, а Митрий и с ним ишо
двое служивых подъехали к базу и пошли в дома. Я и думаю: телок дальше ветряка не уйдет
— очередь пасть телят была…
— Да на черта мне твой телок! — гневно прервал Пантелей Прокофьевич.
— …И пошли они в дома, — захлебываясь, продолжала баба, — а я стою, жду. «Не с
добром, думаю, они сюда приехали». И начался там крик, и слышно — бьют. Испугалась я
до смерти, хотела бечь, да только отошла от плетня, слышу — топочут сзади; оглянулась, а
это Митрий ваш накинул старухе оборку на шею и волокет ее по земле, чисто как собаку,
прости господи! Подтянул ее к сараю, она, сердешная, и голосу не отдает, должно, уж без
памяти была; калмык, какой с ним был, сигнул на переруб… Гляжу — Митрий конец оборки
ему кинул и шумит: «Подтяни и завязывай узлом!» Ох, страсти я натерпелась! На моих
глазах и задушили бедную старуху, а после вскочили на коней и поехали по проулку,
должно, к правлению. В хату-то я побоялась идти… А видала, как из сенцев, прямо из-под
дверей, кровь на приступки текла. Не дай и не приведи господи ишо раз такую страсть
видать!
— Хороших гостей нам бог послал! — выжидающе глядя на старика, сказала
Ильинична.
Пантелей Прокофьевич в страшном волнении выслушал рассказ и, не сказав ни слова,
сейчас же вышел в сени.
Вскоре возле ворот показался Митька со своими подручными. Пантелей Прокофьевич
проворно захромал им навстречу.
— Постой-ка! — крикнул он еще издали. — Не вводи коней на баз!
— Что такое, сваток? — удивленно спросил Митька.
— Поворачивай обратно! — Пантелей Прокофьевич подошел вплотную и, глядя в
желтые мерцающие Митькины глаза, твердо сказал: — Не гневайся, сват, но я не хочу, чтобы
ты был в моем курене. Лучше подобру уезжай, куда знаешь.
— А-а-а… — понимающе протянул Митька и побледнел. — Выгоняешь, стало быть?..
— Не хочу, чтобы ты поганил мой дом! — решительно повторил старик. — И больше
чтоб и нога твоя ко мне не ступала. Нам, Мелеховым, палачи не сродни, так-то!