Page 689 - Тихий Дон

Пантелей Прокофьевич пренебрежительно дернул плечом. Это он-то уронит! Может же
человек сказать такую глупость! Он, который был членом Круга и во дворце наказного
здоровался со всеми за руку, и вдруг испугается какого-то генерала? Этот несчастный
атаманишка окончательно спятил с ума!
— Я, братец ты мой, когда был на Войсковом кругу, так я с самим наказным атаманом
чай внакладку… — начал было Пантелей Прокофьевич и умолк.
Передний автомобиль остановился от него в каких-нибудь десяти шагах. Бритый
шофер в фуражке с большим козырьком и с узенькими нерусскими погонами на френче
ловко выскочил, открыл дверцу. Из автомобиля степенно вышли двое одетых в защитное
военных, направились к толпе. Они шли прямо на Пантелея Прокофьевича, а тот, как стал
навытяжку, так и замер. Он догадался, что именно эти скромно одетые люди и есть
генералы, а те, которые шли позади и были по виду наряднее — попросту чины
сопровождающей их свиты. Старик смотрел на приближающихся гостей не мигая, и во
взгляде его все больше отражалось нескрываемое изумление. Где же висячие генеральские
эполеты? Где аксельбанты и ордена? И что же это за генералы, если по виду их ничем нельзя
отличить от обыкновеннейших солдатских писарей? Пантелей Прокофьевич был мгновенно
и горько разочарован. Ему стало даже как-то обидно и за свое торжественное приготовление
к встрече, и за этих позорящих генеральское звание генералов. Черт возьми, если б он знал,
что явятся этакие-то генералы, так и не одевался бы столь тщательно, и не ждал бы с таким
трепетом, и уж, во всяком случае, не стоял бы, как дурак, с блюдом в руках и с плохо
пропеченным хлебом на блюде, который и пекла-то какая-нибудь сопливая старуха. Нет,
Пантелей Мелехов еще никогда не был посмешищем для людей, а вот тут пришлось: минуту
назад он сам слышал, как за его спиной хихикали ребятишки, а один чертенок даже крикнул
во всю глотку: «Ребята! Гля, как хромой Мелехов наклонился. Будто ерша проглотил!» Было
бы из-за чего переносить насмешки и утруждать больную ногу, вытянувшись в струну…
Внутри у Пантелея Прокофьевича все клокотало от негодования. А всему виной этот
проклятый трус атаманишка! Пришел, набрехал, взял кобылу и тарантас, по всему хутору
бегал, высунувши язык, громышки и колокольцы для троек искал. Воистину: хорошего не
видал человек, так и ветошке рад. За свою бытность Пантелей Прокофьевич не таких
генералов видывал! Взять хотя бы на императорском смотру: иной идет — вся грудь в
крестах, в медалях, в золотом шитве; глядеть, и то душа радуется, икона, а не генерал! А эти
— все в зеленом, как сизоворонки. На одном даже не фуражка, как полагается по всей форме,
а какой-то котелок под кисеей, и морда вся выбрита наголо, ни одной волосинки не найдешь,
хоть с фонарем ищи… Пантелей Прокофьевич нахмурился и чуть не сплюнул от
отвращения, но его кто-то сильно толкнул в спину, громко зашептал:
— Иди же, подноси!..
Пантелей Прокофьевич шагнул вперед. Генерал Сидорин через его голову бегло
оглядел толпу, звучно произнес:
— Здравствуйте, господа старики!
— Здравия желаем, ваше превосходительство! — вразброд загомонили хуторяне.
Генерал милостиво принял хлеб-соль из рук Пантелея Прокофьевича, сказал
«спасибо!» и передал блюдо адъютанту.
Стоявший рядом с Сидориным высокий поджарый английский полковник из-под низко
надвинутого на глаза шлема с холодным любопытством рассматривал казаков. По приказу
генерала Бриггса — начальника британской военной миссии на Кавказе — он сопровождал
Сидорина в его инспекционной поездке по очищенной от большевиков земле Войска
Донского и при посредстве переводчика добросовестно изучал настроения казаков, а также
знакомился с обстановкой на фронтах.
Полковник был утомлен дорожными лишениями, однообразным степным пейзажем,
скучными разговорами и всем сложным комплексом обязанностей представителя великой
державы, но интересы королевской службы — прежде всего! И он внимательно вслушивался
в речь станичного оратора и почти все понимал, так как знал русский язык, скрывая это от