Page 72 - Тихий Дон
P. 72
V
Григорий с женой выехали пахать за три дня до покрова. Пантелей Прокофьевич
прихворнул: опираясь на костыль, охая от боли, ломавшей поясницу, вышел проводить
пахарей.
— Энти два улеша вспаши, Гришка, что за толокой у Красного лога.
— Ну-ну. А что под Таловым яром деляна, с энтой как? — шепотом спрашивал
перевязавший горло, охрипший на рыбальстве Григорий.
— После покрова. Зараз и тут хватит. Полтора круга 15 под Красным, не жадуй.
— Петро не приедет пособить?
— Они с Дашкой на мельницу поедут. Надо ноне смолоть, а то завозно.
Ильинична совала Наталье в кофту мягких бурсаков, шептала:
— Может, Дуняшку бы взяла погонять быков?
— Управимся и двое.
— Ну гляди, ягодка. Христос с тобой.
Изгибая тонкий стан под тяжестью вороха мокрой одежды, Дуняшка прошла через
двор к Дону полоскать.
— Наташа, милушка, там в Красном логу воробьиного щавлю — сила, нарви!
— Нарву, нарву.
— Цыц, стрекотуха! — Пантелей Прокофьевич махал костылем.
Три пары быков потянули по дороге перевернутый запашник, чертя затвердевшую от
осеннего сухостоя и бездождья черствую землю. Григорий поминутно поправлял жавший
шею платок, шел по обочине дороги, кашлял. Наталья шагала рядом с ним, на спине ее
колотился мешок с харчами.
В степи за хутором стыла прозрачная тишина. За толокой, за сутулым бугром
расчесывали землю плугами, свистали погонычи, а тут — над шляхом — голубая проседь
низкорослой полыни, ощипанный овечьими зубами придорожный донник, горюнок,
согнутый в богомольном поклоне, да звонкая стеклянная стынь холодеющего неба,
перерезанная летающими нитями самоцветной паутины.
Петро с Дарьей, проводив пахарей, собрались на мельницу. Повесив в амбаре грохот,
Петро подвеивал пшеницу. Дарья насыпала в мешки и сносила на бричку.
Пантелей Прокофьевич запряг лошадей, заботливо оправил упряжь.
— Скоро, что ль?
— Зараз, — откликнулся из амбара Петро.
На мельнице завозно. Двор густо уставлен подводами. Около весов давка. Петро кинул
Дарье вожжи и соскочил с брички.
— На мой ярлык скоро? — спросил у стоявшего за весами Валета.
— Успеешь.
— Какой номер смалывают?
— Тридцать восьмой.
Петро вышел сносить мешки. В это время в весовой заругались. Чей-то охрипший, злой
голос тявкал:
— Ты проспал, а теперь лезешь? Отойди, хохол, а то клюну!
Петро по голосу угадал Якова Подкову. Прислушался. В весовой пухнул, выпирая из
дверей, крик.
Четко лязгнул удар, и из дверей вывалился со сбитым на затылок черным картузом
немолодой бородатый тавричанин.
— За шо? — крикнул он, хватаясь за щеку.
15 круг — четыре гектара