Page 72 - Тихий Дон
P. 72

V

                     Григорий  с  женой  выехали  пахать  за  три  дня  до  покрова.  Пантелей  Прокофьевич
               прихворнул:  опираясь  на  костыль,  охая  от  боли,  ломавшей  поясницу,  вышел  проводить
               пахарей.
                     — Энти два улеша вспаши, Гришка, что за толокой у Красного лога.
                     — Ну-ну.  А  что  под  Таловым  яром  деляна,  с  энтой  как? —  шепотом  спрашивал
               перевязавший горло, охрипший на рыбальстве Григорий.
                     — После покрова. Зараз и тут хватит. Полтора круга            15 под Красным, не жадуй.
                     — Петро не приедет пособить?
                     — Они с Дашкой на мельницу поедут. Надо ноне смолоть, а то завозно.
                     Ильинична совала Наталье в кофту мягких бурсаков, шептала:
                     — Может, Дуняшку бы взяла погонять быков?
                     — Управимся и двое.
                     — Ну гляди, ягодка. Христос с тобой.
                     Изгибая  тонкий  стан  под  тяжестью  вороха  мокрой  одежды,  Дуняшка  прошла  через
               двор к Дону полоскать.
                     — Наташа, милушка, там в Красном логу воробьиного щавлю — сила, нарви!
                     — Нарву, нарву.
                     — Цыц, стрекотуха! — Пантелей Прокофьевич махал костылем.
                     Три пары быков потянули по дороге перевернутый запашник, чертя затвердевшую от
               осеннего  сухостоя  и  бездождья  черствую  землю.  Григорий  поминутно  поправлял  жавший
               шею  платок,  шел  по  обочине  дороги,  кашлял.  Наталья  шагала  рядом  с  ним,  на  спине  ее
               колотился мешок с харчами.
                     В  степи  за  хутором  стыла  прозрачная  тишина.  За  толокой,  за  сутулым  бугром
               расчесывали землю плугами, свистали погонычи, а тут  — над шляхом  —  голубая проседь
               низкорослой  полыни,  ощипанный  овечьими  зубами  придорожный  донник,  горюнок,
               согнутый  в  богомольном  поклоне,  да  звонкая  стеклянная  стынь  холодеющего  неба,
               перерезанная летающими нитями самоцветной паутины.
                     Петро с Дарьей, проводив пахарей, собрались на мельницу. Повесив в амбаре грохот,
               Петро подвеивал пшеницу. Дарья насыпала в мешки и сносила на бричку.
                     Пантелей Прокофьевич запряг лошадей, заботливо оправил упряжь.
                     — Скоро, что ль?
                     — Зараз, — откликнулся из амбара Петро.
                     На мельнице завозно. Двор густо уставлен подводами. Около весов давка. Петро кинул
               Дарье вожжи и соскочил с брички.
                     — На мой ярлык скоро? — спросил у стоявшего за весами Валета.
                     — Успеешь.
                     — Какой номер смалывают?
                     — Тридцать восьмой.
                     Петро вышел сносить мешки. В это время в весовой заругались. Чей-то охрипший, злой
               голос тявкал:
                     — Ты проспал, а теперь лезешь? Отойди, хохол, а то клюну!
                     Петро по голосу угадал Якова Подкову. Прислушался. В весовой пухнул, выпирая из
               дверей, крик.
                     Четко  лязгнул  удар,  и  из  дверей  вывалился  со  сбитым  на  затылок  черным  картузом
               немолодой бородатый тавричанин.
                     — За шо? — крикнул он, хватаясь за щеку.


                 15   круг — четыре гектара
   67   68   69   70   71   72   73   74   75   76   77