Page 76 - Тихий Дон

— За беспорядки.
— Угу-м… Где вы работали в то время?
— В железнодорожных мастерских.
— Профессия?
— Слесарь.
— Вы не из жидов? Не выкрест?
— Нет. Я думаю…
— Мне неинтересно знать, что вы думаете. В ссылке были?
— Да, был.
Следователь поднял голову от портфеля, пожевал выбритыми, в пупырышках, губами.
— Я вам посоветую уехать отсюда… — И про себя: — Впрочем, я сам постараюсь об
этом.
— Почему, господин следователь?
На вопрос вопросом:
— О чем вы имели беседу с местными казаками в день драки на мельнице?
— Собственно…
— А ну, можете быть свободны.
Штокман вышел на террасу моховского дома (у Сергея Платоновича всегда
останавливалось начальство, минуя въезжую) и, пожимая плечами, оглянулся на створчатые
крашеные двери.

VII

Зима легла не сразу. После покрова стаял выпавший снег, и табуны снова выгнали на
подножный. С неделю тянул южный ветер, теплело, отходила земля, ярко доцветала в степи
поздняя мшистая зеленка.
Ростепель держалась до Михайлова дня, потом даванул мороз, вывалил снег; день ото
дня холод крепчал, подпало еще на четверть снегу, и на опустевших обдонских огородах,
через занесенные по маковки плетни, девичьей прошивной мережкой легли петлистые
стежки заячьих следов. Улицы обезлюдели.
Пластался над хутором кизячный дым, возле кучек рассыпанной у дороги золы
расхаживали налетевшие к жилью грачи. Сизой, выцветшей лентой закривилась по хутору
санная ровень дороги-зимнухи.
На майдане собрался однажды сход: подходили дележ и порубка хвороста. Толпились у
крыльца правления в тулупах и шубах, поскрипывали валенками. Холод загнал в правление.
За столом, по бокам от атамана и писаря, расселись почетные — в серебряной седине бород
— старики, помоложе — с разномастными бородами и безбородые — казаки жались в
кураготы, гудели из овчинной теплыни воротников. Писарь крыл бумагу убористыми
строками, атаман засматривал ему через плечо, а по нахолодавшей комнате правления
приглушенным гудом:
— Сена ноне…
— Во-во… Луговое — корм, а со степи — гольный донник.
— Бывалоча, в старину до рождества в попасе.
— Калмыкам добро!
— Экхе-м…
— У атамана-то волчий ожерелок, ишь голову не повернет.
— Калкан нажрал, боров, дьявол!
— Тю, сват, аль зиму пужаешь? Тулупишше-то…
— Цыган теперича шубу продал.
— На святках ночуют это цыгане в степе, а укрываться нечем, бреднем оделся, забрало
до тонкой кишки — проснулся цыган, палец-то в ичейку просунул, и матери: «Ху, маманя,
гутарит, то-то на базу и холодишша!..»