Page 70 - Тихий Дон

— Заберете меня? Только я не один, жена со мной да два сундука пудов на восемь.
— Забрать можно.
Сладившись за два целковых, Федот заехал к Фроське-бубличнице, у которой стоял на
квартире подрядивший его, усадил щупленькую белобрысую женщину, поставил в задок
повозки окованные сундуки.
Выехали из станицы. Федот, причмокивая, помахивал на своего маштака волосяными
вожжами, вертел угловатой, с плоским затылком головой: его бороло любопытство.
Пассажиры его скромненько сидели позади, молчали. Федот сначала попросил закурить, а
потом уже спросил:
— Вы откель же прибываете в наш хутор?
— Из Ростова.
— Тамошний рожак?
— Как вы говорите?
— Спрашиваю: родом откеда?
— А-а, да-да, тамошний, ростовский.
Федот, поднимая бронзовые скулы, вгляделся в далекие заросли степного бурьяна:
Гетманский шлях тянулся на изволок, и на гребне, в коричневом бурьянном сухостое, в
полверсте от дороги калмыцкий, наметанно-зоркий глаз Федота различил чуть приметно
двигавшиеся головки дроф.
— Ружьишка нету, а то б заехали на дудаков. Вот они ходют… — вздохнул, указывая
пальцем.
— Не вижу, — сознался пассажир, подслепо моргая.
Федот проводил глазами спускавшихся в балку дроф и повернулся лицом к седокам.
Пассажир был среднего роста, худощав, близко поставленные к мясистой переносице глаза
светлели хитрецой. Разговаривая, он часто улыбался. Жена его, закутавшись в вязаный
платок, дремала. Лица ее Федот не разглядел.
— По какой же надобности едете в наш хутор на жительство?
— Я слесарь, хочу мастерскую открыть. Столярничаю.
Федот недоверчиво оглядел его крупные руки, и пассажир, уловив этот взгляд,
добавил:
— К тому же я являюсь агентом от компании «Зингер» по распространению швейных
машин.
— Чей же вы будете по прозвищу? — поинтересовался Федот.
— Моя фамилия Штокман.
— Не русский, стало быть?
— Нет, русский. Дед из латышей происходил.
За короткое время Федот узнал, что слесарь Штокман Иосиф Давыдович работал
раньше на заводе «Аксай», потом на Кубани где-то, потом в Юго-восточных
железнодорожных мастерских. Помимо этого, еще кучу подробностей чужой жизни выпытал
любознательный Федот.
Пока доехали до Казенного леса, иссяк разговор. В придорожном родниковом колодце
напоил Федот прилетевшего маштака и, осовелый от тряски и езды, начал подремывать. До
хутора осталось верст пять.
Федот примотал вожжи; свесил ноги, прилег поудобней.
Вздремнуть ему не удалось.
— Как у вас житье? — спросил Штокман, подпрыгивая и качаясь на сиденье.
— Живем, хлеб жуем.
— А казаки, что же, вообще, довольны жизнью?
— Кто доволен, а кто и нет. На всякого не угодишь.
— Так, так… — соглашался слесарь. И, помолчав, продолжал задавать кривые, что-то
таившие за собой вопросы: — Сытно живут, говоришь?
— Живут справно.