Page 743 - Тихий Дон

распознал вооруженных казаков, вытаскивавших и переносивших в хутор баркасы.
Татарский был брошен жителями, это стало ясно Пантелею Прокофьевичу. Осторожно войдя
в свой проулок, он зашагал к дому. Ильинична и детишки сидели в кухне.
— Вот он и дедуня! — обрадованно воскликнул Мишатка, бросившись деду на шею.
Ильинична заплакала от радости, сквозь слезы проговорила:
— И не чаяла тебя увидать! Ну, Прокофич, как хочешь, а оставаться тут я больше
несогласная! Нехай все горит ясным огнем, только окарауливать порожний курень я не буду.
Почти все с хутора выехали, а я с детишками сижу, как дура! Зараз же запрягай кобылу, и
поедем куда глаза глядят! Отпустили тебя?
— Отпустили.
— Навовсе?
— Навовсе, пока не поймают…
— Ну и тут тебе не хорониться! Нынче утром как застреляли с энтой стороны красные
— ажник страшно! Я уж с ребятами в погребу сидела, пока стрельба шла. А зараз отогнали
их. Приходили казаки, молока спрашивали и советовали уехать отсюда.
— Казаки-то не наши хуторные? — поинтересовался Пантелей Прокофьевич,
внимательно рассматривая в наличнике окна свежую пулевую пробоину.
— Нет, чужие, никак, откель-то с Хопра.
— Тогда надо уезжать, — со вздохом сказал Пантелей Прокофьевич.
К ночи он вырыл в кизячнике яму, свалил туда семь мешков пшеницы, старательно
зарыл и завалил кизяками, а как только смерклось — запряг в арбочку кобылу, положил две
шубы, мешок муки, пшена, связанную овцу, привязал к задней грядешке обеих коров и,
усадив Ильиничну и детишек, проговорил:
— Ну теперь — с богом! — выехал со двора, передал вожжи старухе, закрыл ворота и
до самого бугра сморкался и вытирал рукавом чекменя слезы, шагая рядом с арбочкой.

XXIII

17 сентября части ударной группы Шорина, сделав тридцативерстный переход,
вплотную подошли к Дону. С утра 18-го красные батареи загремели от устья Медведицы до
станицы Казанской. После короткой артиллерийской подготовки пехота заняла обдонские
хутора и станицы Букановскую, Еланскую, Вешенскую. В течение дня левобережье Дона на
протяжении более чем полутораста верст было очищено от белых. Казачьи сотни отступили,
в порядке переправившись через Дон на заранее заготовленные позиции. Все имевшиеся
средства переправы находились у них в руках, но вешенский мост едва не был захвачен
красными. Казаки заблаговременно сложили около него солому и облили деревянный настил
керосином, чтобы поджечь при отступлении, и уже собрались было поджигать, как в это
время прискакал связной с сообщением, что одна из сотен 37-го полка идет с хутора
Перевозного в Вешенскую к переправе. Отставшая сотня карьером прискакала к мосту в тот
момент, когда красная пехота уже вступала в станицу. Под пулеметным огнем казаки все же
успели проскочить по мосту и поджечь его за собой, потеряв более десяти человек убитыми
и ранеными и такое же число лошадей.
До конца сентября полки 22-й и 23-й дивизий 9-й красной армии удерживали занятые
ими хутора и станицы левой стороны Дона. Противников разделяла река, максимальная
ширина которой в то время не превышала восьмидесяти саженей, а местами доходила до
тридцати. Активных попыток к переправе красные не предпринимали; кое-где на бродах они
пробовали перейти Дон, но были отбиты. На всем протяжении фронта на этом участке в
течение двух недель шла оживленная артиллерийская и ружейная перестрелка. Казаки
занимали господствующие над местностью прибрежные высоты, обстреливая скопления
противника на подступах к Дону, не позволяя ему днем продвигаться к берегу; но так как
казачьи сотни на этом участке состояли из наименее боеспособных формирований (старики и
молодежь в возрасте от семнадцати до девятнадцати лет), то и сами они не пытались перейти