Page 840 - Тихий Дон

— Иди-иди! Не разговаривай! Руки заложи назад, слышишь?
Григорий молча повиновался. Немного спустя снова спросил:
— Нет, все-таки, кто вы такие?
— Православные.
— Я и сам не старовер.
— Ну, и радуйся.
— Ты куда меня ведешь?
— К командиру. Иди ты, гад, а то я тебя…
Конвойный легонько ткнул Григория острием шашки. Тонко отточенное, холодное,
стальное жало коснулось голой шеи Григория, как раз между воротником шинели и папахой,
и в нем, как искра, на миг вспыхнуло чувство испуга, сменившееся бессильным гневом.
Подняв воротник, вполоборота глянув на конвойного, он сказал сквозь зубы:
— Не дури! Слышишь? А то как бы я у тебя эту штуку не отобрал…
— Иди, подлюка, не разговаривай! Я тебе отберу! Руки назад!
Григорий шага два ступил молча, потом сказал:
— Я и так молчу, не ругайся. Подумаешь, дерьмо какое…
— Не оглядывайся!
— Я и так не оглядываюсь.
— Молчи, иди шибче!
— Может, рысью побечь? — спросил Григорий, смахивая с ресниц налипающие
снежинки.
Конвойный молча тронул коня. Лошадиная влажная от пота и ночной сырости грудь
толкнула Григория в спину, возле ног его конское копыто с чавканьем продавило талый снег.
— Потише! — воскликнул Григорий, упираясь ладонью в конскую гриву.
Конвойный поднял на уровень головы шашку, негромко сказал:
— Ты иди, сучий выб…, и не разговаривай, а то я тебя не доведу до места. У меня на
это рука легкая. Цыц, и ни слова больше!
До самого хутора они молчали. Около крайнего двора конный придержал лошадь,
сказал:
— Иди вот в эти ворота.
Григорий вошел в настежь распахнутые ворота. В глубине двора виднелся просторный,
крытый железом дом. Под навесом сарая фыркали и звучно жевали лошади. Возле крыльца
стояло человек шесть вооруженных людей. Конвойный вложил в ножны шашку, сказал,
спешиваясь:
— Иди в дом, по порожкам прямо, первая дверь налево. Иди, не оглядывайся, сколько
разов тебе говорить, в рот тебя, в печенку, в селезенку!
Григорий медленно поднимался по ступенькам крыльца. Стоявший у перил человек в
буденовке и длинной кавалерийской шинели спросил:
— Поймали, что ли?
— Поймали, — неохотно ответил знакомый Григорию сиплый голос его конвоира. —
Возле ветряка взяли.
— Секретарь ячейки или кто он такой?
— А хрен его знает. Какая-то сволочуга, а кто он такой — зараз узнаем.
«Либо это банда, либо вешенские чекисты мудрят, притворяются. Попался! Попался,
как дурак», — думал Григорий, нарочно мешкая в сенях, пытаясь собраться с мыслями.
Первый, кого он увидел, открыв дверь, был Фомин. Он сидел за столом в окружении
многих одетых в военное незнакомых Григорию людей. На кровати навалом лежали шинели
и полушубки, карабины стояли возле лавки, рядком; здесь же на лавке в беспорядочную кучу
были свалены шашки, патронташи, подсумки и седельные саквы. От людей, от шинелей и
снаряжения исходил густой запах конского пота.
Григорий снял папаху, негромко сказал:
— Здравствуйте!