Page 10 - Золотой телёнок

создавшейся конъюнктурой. Все чаще и чаще ему приходилось сталкиваться с
товарищами по корпорации, совершенно изгадившими плодоносные поля Украины и
курортные высоты Кавказа, где он привык прибыльно работать.
— И вы убоялись возрастающих трудностей? - насмешливо спросил Остап.

Но Балаганов не заметил иронии. Попивая лиловый квас, он продолжал свое
повествование.
Выход из этого напряженного положения был один-конференция. Над созывом ее
Балаганов работал всю зиму. Он переписывался с конкурентами, ему лично знакомыми.
Незнакомым. передавал приглашение через попадавшихся на пути внуков Маркса. И
вот, наконец, ранней весной 1928 года почти все известные дети лейтенанта Шмидта
собрались в московском трактире, у Сухаревой башни. Кворум был велик — у лейтенанта
Шмидта оказалось тридцать сыне вей в возрасте от восемнадцати до пятидесяти двух лет
и четыре дочки, глупые, немолодые и некрасивые,
В краткой вступительной речи Балаганов выразил надежду, что братья найдут общий
язык и выработают, наконец, конвенцию, необходимость которой диктует сама жизнь.
По проекту Балаганова весь Союз Республик следовало разбить на тридцать четыре
эксплуатационных участка, по числу собравшихся. Каждый участок передается в
долгосрочное пользование одного дитяти. Никто из членов корпорации не имеет права
переходить границы и вторгаться на чужую территорию с целью заработка.

Против новых принципов работы никто не возражал, если не считать Паниковского,
который уже тогда заявил, что проживет и без конвенции. Зато при разделе страны
разыгрались безобразные сцены. Высокие договаривающиеся стороны переругались в
первую же минуту и уже не обращались друг к другу иначе как с добавлением бранных
эпитетов. Весь спор произошел из-за дележа участков.

Никто нe хотел брать университетских центров. Никому не нужны были видавшие виды
Москва, Ленинград и Харьков.

Очень плохой репутацией пользовались также далекие, погруженные в пески восточные
области. Их обвиняли в незнакомстве с личностью лейтенанта Шмидта.

— Нашли дураков! — Визгливо кричал Паниковский. — Вы мне дайте Среднерусскую
возвышенность, тогда я подпишу конвенцию.

— Как? Всю возвышенность? - заявил Балаганов. — А не дать ли тебе еще Мелитополь
впридачу? Или Бобруйск?
При слове “Бобруйск” собрание болезненно застонало. Все соглашались ехать в
Бобруйск хоть сейчас. Бобруйск считался прекрасным, высококультурным местом.
— Ну, не всю возвышенность, — настаивал жадный Паниковский, — хотя бы половину. Я,
наконец, семейный человек, у меня две семьи. Но ему не дали и половины.
После долгих криков решено было делить участки по жребию. Были нарезаны тридцать
четыре бумажки, и на каждую из них нанесено географическое название. Плодородный
Курск и сомнительный Херсон, малоразработанный Минусинск и почти безнадежный
Ашхабад, Киев, Петрозаводск и Чита-все республики, вce области лежали в чьей-то
заячьей шапке с наушниками и ждали хозяев.
Веселые возгласы, глухие стоны и ругательства сопровождали жеребьевку.

Злая звезда Паниковского оказала свое влияние на исход дела. Ему досталось Поволжье.
Он присоединился к конвенции вне себя от злости.

— Я поеду, — кричал он, — но предупреждаю: если плохо ко мне отнесутся, я конвенцию
нарушу, я перейду границу!
Балаганов, которому достался золотой арбатовский участок, встревожился и тогда же
заявил, что нарушения эксплуатационных норм не потерпит.