Page 114 - Золотой телёнок

ГЛАВА XXII. КОМАНДОВАТЬ ПАРАДОМ БУДУ Я
— Я умираю от скуки, - сказал Остап, - мы с вами беседуем только два часа, а вы уже
надоели мне так, будто я знал вас всю жизнь. С таким строптивым характером хорошо
быть миллионером в Америке. У нас миллионер должен быть более покладистым.

— Вы сумасшедший! — ответил Александр Иванович.
— Не оскорбляйте меня, — кротко заметил Бендер. — Я сын турецко-подданного и,
следовательно, потомок янычаров. Я вас не пощажу, если вы будете меня обижать.
Янычары не знают жалости ни к женщинам, ни к детям, ни к подпольным советским
миллионерам.

— Уходите, гражданин! — сказал Корейко голосом геркулесовского бюрократа. — Уже
третий чае ночи, я хочу спать, мне рано на службу идти.

— Верно, верно, я и забыл! - воскликнул Остап. - Вам нельзя опаздывать на службу.
Могут уволить без выходного пособия. Все-таки двухнедельный оклад — двадцать три
рубля! При вашей экономии можно прожить полгода.

— Не ваше дело. Оставьте меня в покое. Слышите? Убирайтесь!
— Но эта экономия вас погубит. Вам, конечно, небезопасно показать свои миллионы.
Однако вы чересчур стараетесь. Вы подумали над тем, что с вами произойдет, если вы,
наконец, сможете тратить деньги? Воздержание-вещь опасная! Знакомая мне
учительница французского языка Эрнестина Иосифовна Пуанкаре никогда в жизни не
пила вина. И что же! На одной вечеринке ее угостили рюмкой коньяку. Это ей так
понравилось, что она выпила целую бутылку и тут же, за ужином, сошла с ума. И на
свете стало меньше одной учительницей французского языка. То же может произойти и
с вами.

— Чего вы, черт возьми, хотите от меня добиться?
— Того, чего хотел добиться друг моего детства Коля Остен-Бакен от подруги моего же
детства, польской красавицы Инги Зайонц. Он добился любви. И я добиваюсь любви. Я
хочу, чтобы вы, гражданин Корейко, меня полюбили и в знак своего расположения
выдали мне один миллион рублей.

— Вон! — негромко сказал Корейко.
— Ну вот, опять вы забыли, что я потомок янычаров.

С этими словами Остап поднялся с места. Теперь собеседники стояли друг против друга.
У Корейко было штурмовое лицо, в глазах мелькали белые барашки. Великий
комбинатор сердечно улыбался, показывая белые кукурузные зубы. Враги подошли
близко к настольной лампочке, и на стену легли их исполинские тени.
— Тысячу раз я вам повторял, - произнес Корейко, сдерживаясь, — что никаких
миллионов у меня нет и не было. Поняли? Поняли? Ну, и убирайтесь! Я на вас буду
жаловаться.

— Жаловаться на меня вы никогда не будете, - значительно сказал Остап, — а уйти я
могу, но не успею я выйти на вашу Малую Касательную улицу, как вы с плачем
побежите за мной и будете лизать мои янычарские пятки, умоляя меня вернуться.

— Почему же это я буду вас умолять?
— Будете. Так надо, как любил выражаться мой друг Васисуалий Лоханкин, именно в
этом сермяжная правда. Вот она!
Великий комбинатор положил на стол папку и, медленно развязывая ее ботиночные
тесемки, продолжал:
— Только давайте условимся. Никаких эксцессов! Вы не должны меня душить, не
должны выбрасываться из окна и, самое главное, не умирайте от удара. Если вы
вздумаете тут же скоропостижно скончаться, то поставите меня этим в глупое