Page 109 - Золотой телёнок
P. 109

уголек. И самовар запел:
                Под знойным небом Аргентины, Где небо южное так сине…

                Великий комбинатор танцевал танго. Его медальное лицо было повернуто в профиль. Он
                становился на одно колено, быстро поднимался, поворачивался и. легонько переступая
                ногами, снова скользил вперед. Невидимые фрачные фалды разлетались при
                неожиданных поворотах.
                А мелодию уже перехватила пишущая машинка с турецким акцентом:

                … Гдэ нэбо южноэ так синэ, Гдэ жэнщины, как на картинэ…

                И неуклюжий, видавший виды чугунный компостер глухо вздыхал о невозвратном
                времени:
                … Где женщины как на картине, Танцуют все танго.

                Остап танцевал классическое провинциальное танго, которое исполняли в театрах
                миниатюр двадцать лет тому назад, когда бухгалтер Берлага носил свой первый котелок,
                Скумбриевич служил в канцелярии градоначальника, Полыхаев держал экзамен на
                первый гражданский чин, а зицпредседатель Фунт был еще бодрым семидесятилетним
                человеком и вместе с другими пикейными жилетами сидел в кафе “Флорида”, обсуждая
                ужасный факт закрытия Дарданелл в связи с итало-турецкой войной. И пикейные
                жилеты, в те времена еще румяные и гладкие, перебирали политических деятелей той
                эпохи. “Энвербей-это голова. Юан Ши-кай-это голова. Пуришкевич-все-таки тоже голова!
                “-говорили они, И уже тогда они утверждали, что Бриан-это голова, потому что он и
                тогда был министром. Остап танцевал. Над его головой трещали пальмы и проносились
                цветные птички. Океанские пароходы терлись бортами о пристани Рио-де-Жанейро.
                Сметливые бразильские купчины на глазах у всех занимались кофейным демпингом, и в
                открытых ресторанах местные молодые люди развлекались спиртными напитками.

                — Командовать парадом буду я! - воскликнул великий комбинатор.
                Потушив свет, он вышел из комнаты и кратчайшим путем направился на Малую
                Касательную улицу. Бледные циркульные ноги прожекторов раздвигались по небу,
                спускались вниз, внезапно срезали кусок дома, открывая балкон или стеклянную
                арнаутскую галерею с остолбеневшей от неожиданности парочкой. Из-за угла навстречу
                Остапу, раскачиваясь и стуча гусеничными лентами, выехали два маленьких танка с
                круглыми грибными шляпками. Кавалерист, нагнувшись с седла, расспрашивал
                прохожего, как ближе проехать к Старому рынку. В одном месте Остапу преградила путь
                артиллерия. Он проскочил путь в интервале между двумя батареями. В другом —
                милиционеры торопливо прибивали к воротам дома доску с черной надписью:
                “Газоубежище”.
                Остап торопился. Его подгоняло аргентинское танго. Не обращая внимания на
                окружающее, он вошел в дом Корейко и постучал в знакомую дверь.
                — Кто там? — послышался голос подпольного миллионера.

                — Телеграмма! - ответил великий комбинатор, подмигнув в темноту.
                Дверь открылась, и он вошел, зацепившись папкой за дверной косяк.

                На рассвете далеко за городом сидели в овраге уполномоченный и курьер.
                Они пилили гири. Носы их были перепачканы чугунной пылью. Рядом с Паниковским
                лежала на траве манишка. Он ее снял: она мешала работать. Под гирями
                предусмотрительный нарушитель конвенции разостлал газетный лист, дабы ни одна
                пылинка драгоценного металла не пропала зря.

                Молочные братья изредка важно переглядывались и принимались пилить с новой силой.
                В утренней тишине слышались только посвистывание сусликов и скрежетание
                нагревшихся ножовок.
                — Что такое! — сказал вдруг Балаганов, переставая работать. — Три часа уже пилю, а
   104   105   106   107   108   109   110   111   112   113   114