Page 155 - Золотой телёнок

консоме с пашотом не готово!
На столе уже стояла закуска. Все было сервировано чрезвычайно красиво и с большим
умением. Торчком стояли твердые салфетки, на стеклянных тарелочках во льду лежало
масло, скрученное в бутоны, селедки держали во рту серсо из дука или маслины, были
цветы, и даже обыкновенный серый хлеб выглядел весьма презентабельно.

Наконец, гости явились за стол. Все были запылены, красны от жары и очень голодны.
Никто не походил на принца Вюртембергского. Иван Осипович вдруг почувствовал
приближение беды.
— Прошу у гостей извинения, - сказал он искательно, -еще пять минуточек, и начнем
обедать! Личная у меня к вам просьба — не трогайте ничего на столе до обеда, чтоб все
было, как полагается.
На минуту он убежал в кухню, светски пританцовывая, а когда вернулся назад, неся на
блюде какую-то парадную рыбу, то увидел страшную сцену разграбления стола. Это до
такой степени не походило на разработанный Иваном Осиповичем церемониал принятия
пищи, что он остановился. Англичанин с теннисной талией беззаботно ел хлеб с маслом,
а Гейнрих, перегнувшись через стол, вытаскивал пальцами маслину из селедочного рта.
На столе все смешалось. Гости, удовлетворявшие первый голод, весело обменивались
впечатлениями.
— Это что такое? - спросил старик упавшим голосом.

— Где же суп, папаша? - закричал Гейнрих с набитым ртом.
Иван Осипович ничего не ответил. Он только махнул салфеткой и пошел прочь.
Дальнейшие заботы он бросил на своих подчиненных.
Когда комбинаторы пробились к столу, толстый человек с висячим, как банан, носом
произносил первую застольную речь. К своему крайнему удивлению, Остап узнал в нем
инженера Талмудовского.
— Да! Мы герои! - восклицал Талмудовский, протягивая вперед стакан с нарзаном. —
Привет нам, строителям Магистрали! Но каковы условия нашей работы, граждане!
Скажу, например, про оклад жалованья. Не спорю, на Магистрали оклад лучше, чем в
других местах, но вот культурные удобства! Театра нет! Пустыня! Канализации
никакой!.. Нет, я так работать не могу!
— Кто это такой! — спрашивали друг у друга строители. -Вы не знаете?

Между тем Талмудовский уже вытащил из-под стола чемоданы.
— Плевал я на договор! - кричал он, направляясь к выходу. - Что? Подъемные назад?
Только судом, только судом!
И даже толкая обедающих чемоданами, он вместо “пардон” свирепо кричал: “Только
судом! “.
Поздно ночью он уже катил в моторной дрезине, присоединившись к дорожным
мастерам, ехавшим по делу к южному истоку Магистрали. Талмудовский сидел верхом
на чемоданах и разъяснял мастерам причины, по которым честный специалист не может
работать в этой дыре. С ними ехал домой метрдотель Иван Осипович. В горе он не успел
даже снять фрака. Он был сильно пьян.
— Варвары! - кричал он, высовываясь на бреющий ветер и грозя кулаком в сторону
Гремящего Ключа. — Всю сервировку к свиньям собачьим!.. Антон Павловича кормил,
принца Вюртембергского!.. Приеду домой и умру! Вспомнят тогда Ивана Осиповича.
Сервируй, скажут, банкетный стол на восемьдесят четыре персоны, к свиньям собачьим.
А ведь некому будет! Нет Ивана Осиповича Трикартова! Скончался! Отбыл в лучший
мир, иде же несть ни болезни, ни печали, ни воздыхания, но жизнь бесконечная… Ве-е-
ечная па-ммять!

И покуда старик отпевал самого себя, хвосты его фрака трещали на ветру, как вымпелы!