Page 48 - Золотой телёнок

мире созданы идеологические твердыни, в маленьком мире замечается оживление. Под
все мелкие изобретения муравьиного мира подводится гранитная база
“коммунистической” идеологии. На пузыре “уйди-уйди” изображается Чемберлен, очень
похожий на того, каким его рисуют в “Известиях”. В популярной песенке умный слесарь,
чтобы добиться любви комсомолки, в три рефрена выполняет и даже перевыполняет
промфинплан. И пока в большом мире идет яростная дискуссия об оформлении нового
быта, в маленьком мире уже вce готово: есть галстук “Мечта ударника”, толстовка-
гладковка, гипсовая статуэтка “Купающаяся колхозница” и дамские пробковые
подмышники “Любовь пчел трудовых”.
В области ребусов, шарад, шарадоидов, логогрифов и загадочных картинок пошли новые
веяния. Работа по старинке вышла из моды. Секретари газетных и журнальных отделов
“В часы досуга” или “Шевели мозговой извилиной” решительно перестали брать товар
без идеологии. И шока 1великая страна шумела, пока строились тракторные заводы и
создавались грандиозные зерновые фабрики, старик Синицкий, ребусник по профессии,
сидел в своей комнате и, устремив остекленевшие глаза в потолок, сочинял шараду на
модное слово “индустриализация”.

У Синицкого была наружность гнома. Таких гномов обычно изображали маляры на
вывесках зонтичных магазинов. Вывесочные гномы стоят в красных колпаках и
дружелюбно подмигивают прохожим, как бы приглашая их поскорее купить шелковый
зонтик или трость с серебряным набалдашником в виде собачьей головы. Длинная
желтоватая борода Синицкого опускалась прямо под стол, в корзину для бумаг.

— Индустриализация, — горестно шептал он, шевеля бледными, как сырые котлеты,
старческими губами.

И он привычно разделил это слово на шарадные части:

— Индус. Три. Али. За.
Все было прекрасно. Синицкий уже представлял себе пышную шараду, значительную по
содержанию, легкую в чтении и трудную для отгадки. Сомнение вызывала последняя
часть — “ция”.
— Что же это за “ция” такая? — напрягался старик. — Вот если бы “акция”! Тогда
отлично вышло бы: индустриализакция.
Промучившись полчаса и не выдумав, как поступить с капризным окончанием,
Синицкий решил, что конец придет сам собой, и приступил к работе. Он начал писать
свою поэму на листе, вырванном из бухгалтерской книги с надписью “дебет”.
Сквозь белую стеклянную дверь балкона видны были цветущие акации, латаные крыши
домов и резкая синяя черта морского горизонта. Черноморский полдень заливал город
кисельным зноем.

Старик подумал и нанес на бумагу начальные строки:
Мой первый слог сидит в чалме, Он на Востоке быть обязан.

— Он на Востоке быть обязан, — с удовольствием произнес старик.
Ему понравилось то, что он сочинил, трудно было только найти рифмы к словам “обязан”
и “чалме”. Ребусник походил по комнате и потрогал руками бороду. Вдруг его осенило:
Второй же слог известен мне, Он с цифрою как будто связан.

С “Али” и “За” тоже удалось легко справиться:
В чалме сидит и третий слог, Живет он тоже на Востоке. Четвертый слог поможет бог
Узнать, что это есть предлог.
Утомленный последним усилием, Синицкий отвалился на спинку стула и закрыл глаза.
Ему было уже семьдесят лет. Пятьдесят из них он сочинял ребусы, шарады, загадочные
картинки и шарадоиды. Но никогда еще почтенному ребуснику не было так трудно
работать, как сейчас. Он отстал от жизни, был политически неграмотен, и молодые