Page 49 - Золотой телёнок
P. 49
конкуренты легко его побивали. Они приносили в редакции задачи с такой прекрасной
идеологической установкой, что старик, читая их, плакал от зависти. Куда ему было
угнаться за такой, например, задачей:
ЗАДАЧА — АРИФМОМОИД
На трех станциях: Воробьево, Грачево и Дроздово было по равному количеству
служащих. На станции Дроздово было комсомольцев в шесть раз меньше, чем на двух
других вместе взятых, а на станции Воробьево партийцев было на 12 человек больше,
чем на станции Грачево. Но на этой последней беспартийных было на 6 человек больше,
чем на первых двух. Сколько служащих было на каждой станции и какова там была
партийная и комсомольская прослойка?
Очнувшись от своих горестных мыслей, старик снова взялся за листок с надписью
“дебет”, но в это время в комнату вошла девушка с мокрыми стрижеными волосами и
черным купальным костюмом на плече.
Она молча пошла на балкон, развесила на облупленных перилах сырой костюм и глянула
вниз. Девушка увидела бедный двор, который видела уже много лет, — нищенский двор,
где валялись разбитые ящики, бродили перепачканные углем коты и жестянщик с
громом чинил ведро. В нижнем этаже домашние хозяйки разговаривали о своей тяжелой
жизни.
И разговоры эти девушка слышала не в первый раз, и котов она знала по имени, и
жестянщик, как ей показалось, чинил это самое ведро уже много лет подряд. Зося
Синицкая вернулась в комнату.
— Идеология заела, - услышала она бормотание деда, — а какая в ребусном деле может
быть идеология? Ребусное дело…
Зося заглянула в старческие каракули и сейчас же крикнула:
— Что ты тут написал? Что это такое? “Четвертый слог поможет бог узнать, что это есть
предлог”. Почему бог? Ведь ты сам говорил, что в редакции теперь не принимают шарад
с церковными выражениями.
Синицкий ахнул. Крича: “Где бог, где? Там нет бога”, он дрожащими руками втащил на
нос очки в белой оправе и ухватился за листок.
— Есть бог, — промолвил он печально. — Оказался… Опять маху дал. Ах, жалко! И
рифма пропадает хорошая.
— А ты вместо “бог” поставь “рок”, - сказала Зося.
Но испуганный Синицкий отказался от “рока”.
— Это тоже мистика. Я знаю. Ах, маху дал! Что же это будет, Зосенька?
Зося равнодушно посмотрела на деда и посоветовала сочинить новую шараду.
— Все равно, — сказала она, — слово с окончанием “ция” у тебя не выходит. Помнишь,
как ты мучился со словом “теплофикация”?
— Как же, — оживился старик, — я еще третьим слогом поставил “кац” и написал так: “А
третий слог, досуг имея, узнает всяк фамилию еврея”. Не взяли эту шараду. Сказали:
“Слабо, не подходит”. Маху дал!
И старик, усевшись за свой стол, начал разрабатывать большой, идеологически
выдержанный ребус. Первым долгом он набросал карандашом гуся, держащего в клюве
букву “Г”, большую и тяжелую, как виселица. Работа ладилась.
Зося принялась накрывать к обеду. Она переходила от буфета с зеркальными
иллюминаторами к столу и выгружала посуду. Появились фаянсовая суповая чашка с
отбитыми ручками, тарелки с цветочками и без цветочков, пожелтевшие вилки и даже
компотница, хотя к обеду никакого компота не предполагалось.