Page 54 - Золотой телёнок

“Лед тронулся тчк командовать парадом буду я”. После этого с Александром Ивановичем
произошел на службе обидный казус. Умножая в уме по просьбе Чеважевской девятьсот
восемьдесят пять на тринадцать, он ошибся и дал неверное произведение, чего с ним
никогда в жизни не случалось. Но сейчас ему было не до арифметических упражнений.
Сумасшедшие телеграммы не выходили из головы.

— Бочках, — шептал он, устремив глаза на старика Кукушкинда. — Братья Карамазовы.
Просто свинство какое-то.

Он пытался успокоить себя мыслью, что это милые шутки каких-то друзей, но эту версию
живо пришлось отбросить. Друзей у него не было. Что же касается сослуживцев, то это
были люди серьезные и шутили только раз в году-первого апреля. Да и в этот день
веселых забав и радостных мистификаций они оперировали только одной печальной
шуткой: фабриковали на машинке фальшивый приказ об увольнении Кукушкинда и
клали ему на стол. И каждый раз в течение семи лет старик хватался за сердце, что
очень всех потешало. Кроме того, не такие это были богачи, чтобы тратиться на депеши.

После телеграммы, в которой неизвестный гражданин уведомлял, что командовать
парадом будет именно он, а не кто-либо другой, наступило успокоение. Александра
Ивановича не тревожили три дня. Он начал уже привыкать к мысли, что все
случившееся нисколько его не касается, когда пришла толстая заказная бандероль. В
ней содержалась книга под названием “Капиталистические акулы” с подзаголовком:
“Биография американских миллионеров”.

В другое время Корейко и сам купил бы такую занятную книжицу, но сейчас он даже
скривился от ужаса. Первая фраза была очеркнута синим карандашом и гласила:

“Все крупные современные состояния нажиты самым бесчестным путем”.
Александр Иванович на всякий случай решил пока что не наведываться на вокзал к
заветному чемодану. Он находился в весьма тревожном расположении духа.
— Самое главное, - говорил Остап, прогуливаясь по просторному номеру гостиницы
“Карлсбад”, - это внести смятение в лагерь противника. Враг должен потерять душевное
равновесие. Сделать это не так трудно. В конце концов люди больше всего пугаются
непонятного. Я сам когда-то был мистиком-одиночкой и дошел до такого состояния, что
меня можно было испугать простым финским ножом. Да, да. Побольше непонятного. Я
убежден, что моя последняя телеграмма “мысленно вместе” произвела на нашего
контрагента потрясающее впечатление. Все это-суперфосфат, удобрение. Пусть
поволнуется. Клиента надо приучить к мысли, что ему придется отдать деньги. Его надо
морально разоружить, подавить в нем реакционные собственнические инстинкты.

Произнеся эту речь, Бендер строго посмотрел на своих подчиненных. Балаганов,
Паниковский и Козлевич чинно сидели в красных плюшевых креслах с бахромой и
кистями. Они стеснялись. Их смущал широкий образ жизни командора, смущали
золоченые ламбрекены, ковры, сиявшие яркими химическими колерами, и гравюра
“Явление Христа народу”. Сами они вместе с “Антилопой” остановились на постоялом
дворе и приходили в гостиницу только за получением инструкций.

— Паниковский, — сказал Остап, — вам было поручено встретиться сегодня с нашим
подзащитным и вторично попросить у него миллион, сопровождая эту просьбу
идиотским смехом?
— Как только он меня увидел, он перешел на противоположный тротуар, - самодовольно
ответил Паниковский.
— Так. Все идет правильно. Клиент начинает нервничать. Сейчас он переходит от тупого
недоумения к беспричинному страху. Я не сомневаюсь, что он вскакивает по ночам в
постели и жалобно лепечет: “Мама, мама”. Еще немного, самая чепуха, последний удар
кисти — и он окончательно дозреет. С плачем он полезет в буфет и вынет оттуда
тарелочку с голубой каемкой…
Остап подмигнул Балаганову. Балаганов подмигнул Паниковскому, Паниковский
подмигнул Козлевичу, и хотя честный Козлевич ровно ничего не понял, он тоже стал
мигать обоими глазами.