Page 59 - Зона

– Иди, – сказал Хуриев, – будь осторожен!
Лагерные ворота были распахнуты. К ним подъезжали автозаки с лесоповала.
Заключенные сидели в кузове на полу. Солдаты разместились за барьерами возле кабин.
Когда машина тормозила, они спрыгивали первыми, затем быстро отходили, держа
автоматы наперевес. После этого спрыгивали заключенные и шли к воротам.
– Первая шеренга – марш! – командовал Тваури.
В правой руке он держал брезентовый мешочек с карточками. Там были указаны
фамилии заключенных, особые приметы и сроки.
– Вторая шеренга – марш!

Урки шли, распахнув ватные бушлаты, не замечая хрипящих собак.

Грузовики развернулись и осветили фарами ворота.
Когда бригады прошли, я отворил двери вахты. Контролер Белота в расстегнутой
гимнастерке сидел за пультом. Он выдвинул штырь. Я оказался за решеткой в узком
проходном коридоре.
– Курить есть? – спросил Белота.

Я бросил в желоб для ксив несколько помятых сигарет. Штырь вернулся на прежнее
место. Контролер пропустил меня в зону…

На Севере вообще темнеет рано. А в зоне – особенно.
Я прошел вдоль стен барака. Достиг ворот, под которыми тускло блестели рельсы
узкоколейки. Заглянул на КПП, где сверхсрочники играли в буру.
Я поздоровался – мне не ответили. Только ленинградец Игнатьев возбужденно крикнул:

– Боб! Я сегодня торчу!..
Измятые карты беззвучно падали на отполированный локтями стол.

Я докурил сигарету, положил окурок в консервную банку. Затем, распахнув дверь,
убедился, что окончательно стемнело. Нужно было идти.

Шестой барак находился справа от главной аллеи, под вышкой. Там по оперативным
сведениям готовилась поганка.
Я мог бы и не заходить в шестой барак. И все-таки – пошел. Мне хотелось покончить со
всем этим до наступления абсолютной тишины.
В углах шестого барака прятались тени. Тусклая лампочка освещала грубый стол и
двухъярусные нары.
Я оглядел барак. Все это было мне знакомо. Жизнь с откинутыми покровами. Простой и
однозначный смысл вещей… Параша у входа, картинки из "Огонька " на закопченных
балках… Все это не пугало меня. Лишь внушало жалость и отвращение…
Бугор Агешин сидел, расставив локти. Лицо его выражало злое нетерпение. Остальные
разошлись по углам.
Все смотрели на меня. Я почувствовал себя неловко и говорю Агешину:

– Ну-ка выйдем.
Тот встал, огляделся, как бы давая последние распоряжения. Затем направился к двери.
Мы остановились на крыльце.
– Зека Агешин слушает, – произнес бугор.

В его манерах была смесь почтения и хамства, которая типична для заключенных