Page 63 - Зона

Когда я вошел… Когда я вбежал, заключенные повернулись и тотчас же снова окружили
его. Кто-то из задних рядов, может быть – Чалый, с ножом пробивался вперед. Узкое
белое лезвие я увидел сразу. На эту крошечную железку падал весь свет барака…
– Назад! – крикнул я, хватая Чалого за рукав.

– От греха, начальник, – сдавленно выговорил зек.
Я ухватил Чалого за телогрейку и сдернул ее до локтей.

Потом ударил его сапогом в живот. Через секунду я бы возле Онучина. Помню,
расстегнул манжеты гимнастерки.

Заключенные, окружив нас, ждали сигнала или хотя бы резкого движения. Что-то
безликое и страшное двигалось на меня.

С грохотом распахнулась дверь. На порог шагнул Борташевич в ослепительных яловых
сапогах. Меня он заметил сразу и, понижая голос, выговорил:
– Через одного… Слово коммуниста… Без суда…

Угрожавшее мне чудовище распалось на десяток темных фигур. Я взял Онучина за
плечо. Мы втроем ушли из барака.

За спиной раздался голос бугра:
– Эх, бакланье вы помойное! Разве с вами дело замочишь?!..

Мы шли вдоль забора под охраной часовых. Когда достигли вахты, Борташевич сказал
Онучину:

– Иди в ШИЗО. Жди, когда переведут в другой лагерь.
Онучин тронул меня за рукав. Его рот был горестно искривлен.

– Нет в жизни правды, – сказал он.
– Иди, – говорю…

Рано утром я постучался к доктору. В его кабинете было просторно и чисто.
– На что жалуетесь? – выговорил он, поднимая близорукие глаза.

Затем быстро встал и подошел ко мне:
– Ну что же вы плачете? Позвольте, я хоть дверь запру…

Я вспоминаю случай под Иоссером.
В двух километрах от лагеря была расположена сельская школа. В школе работала
учительница, тощая женщина с металлическими зубами и бельмом на глазу.
Из зоны было видно школьное крыльцо.

В этой же зоне содержался «беспредел» Макеев. Это был истаскавшийся по этапам
шестидесятилетний мужчина.

В результате зек полюбил школьную учительницу. Разглядеть черты ее лица он не
мог. Более того, он и возраста ее не знал. Было ясно, что это – женщина, и все.
Некто в старомодном платье.

Звали ее Изольда Щукина. Хотя Макеев и этого не знал.

Собственно, он ее даже не видел. Он знал, что это – женщина, и различал цвета ее
платьев. Платьев было два – зеленое и коричневое.
Рано утром Макеев залезал на крышу барака. Через некоторое время громогласно
объявлял: