Page 213 - Избранное

— Нет, — ответила Домна Павловна хмурясь, — мне не для себя нужно Мне Иван
Кириллычу нужно. У Иван Кириллыча пальто зимнего нету… Так я не хочу, а вот что: денег
я тебе, это верно, не дам, а вот приходи — будешь обедать по праздникам.
Пальто накинула на плечи и ушла.
В воскресенье Забежкин пришел. Обедать ему дали на кухне. Забежкин конфузился,
подбирал грязные ноги под стул, качал головой и ел молча.
— Ну как, брат Забежкин, — спросил телеграфист.
— Ничего-с, Иван Кириллыч, терплю, — сказал Забежкин.
— Ну, терпи, терпи Человеку невозможно, чтобы но терпеть. Терпи, брат Забежкин.
Забежкин съел обед и хлеб спрятал в карман.
— А я-то думал, — сказал телеграфист, смеясь и подмигивая, — я-то, Домна Павловна,
думал — чего это он, сукин сын, икру передо мной мечет? А он вот куда сей закинул — коза.
Когда Забежкин уходил, Домна Павловна спросила тихо:
— Ну, а сознайся, соврал ведь ты насчет глаз вообще?
— Соврал, Домна Павловна, соврал, — сказал Забежкин, вздыхая.
— Н-ну, иди, иди, — нахмурилась Домна Павловна, — не путайся тут!
Забежкин ушел.
И каждый праздник приходил Забежкин обедать. Телеграфист Иван Кириллович
хохотал, подмигивал, хлопал Забежкина по животу и спрашивал:
— И как же это, брат Забежкин, ошибся ты?
— Ошибся, Иван Кириллыч.
Домна Павловна строго говорила:
— Оставь, Иван Кириллыч! Пущай есть. Пальто тоже денег стоит.
После обеда Забежкин шел к козе. Он давал ей корку и говорил:
— Нынче был суп с луком и турнепс на второе.
Коза тупо смотрела Забежкину в глаза и жевала хлеб. А после облизывала Забежкину
руку.
Однажды, когда Забежкин съел обед и корку спрятал в карман, телеграфист сказал:
— Положь корку назад. Так! Пожрал, и до свиданья. К козе нечего шляться!
— Пущай, — сказала Домна Павловна.
— Нет, Домна Павловна, моя коза! — ответил телеграфист. — Не позволю. Может, он
мне козу испортит по злобе. Чего это он там с ней колдует?
Больше Забежкин обедать не приходил.
1922

СЕНТИМЕНТАЛЬНЫЕ ПОВЕСТИ

ПРЕДИСЛОВИЕ К ПЕРВОМУ ИЗДАНИЮ

Эта книга, эти сентиментальные повести написаны в самый разгар нэпа и революции.
И читатель, конечно, вправе потребовать от автора настоящего революционного
содержания, крупных там планетарных заданий и героического пафоса — одним елевом,
полной и высокой идеологии.
Не желая вводить небогатого покупателя в излишние траты, автор спешит уведомить с
глубокой, душевной болью, что в этой сентиментальной книге не много будет героического.
Эта книга специально написана о маленьком человеке, об обывателе, во всей его
неприглядной красе.
Пущай не ругают автора за выбор такой мелкой темы — такой уж, видимо, мелкий
характер у автора Тут уж ничего не поделаешь. Кому что по силам, кому что дано.
Один писатель широкими мазками набрасывает на огромные полотна всякие эпизоды,
другой описывает революцию, третий военные ритурнели, четвертый занят любовными
шашнями и проблемами Автор же, в силу особых сердечных свойств и юмористических