Page 71 - Избранное
P. 71
— Это? Да это президиум вышедши. Очень острый мужчина. И оратор первейший.
Завсегда остро говорит по существу дня.
Оратор простер руку вперед и начал речь.
И когда он произносил надменные слова с иностранным, туманным значением, соседи
мои сурово кивали головами. Причем второй сосед строго поглядывал на первого, желая
показать, что он все же был прав в только что законченном споре.
Трудно, товарищи, говорить по-русски!
1925
ЛИМОНАД
Я, конечно, человек непьющий. Ежели другой раз и выпью, то мало так, приличия ради
или славную компанию поддержать.
Больше как две бутылки мне враз нипочем не употребить. Здоровье не дозволяет. Один
раз, помню, в день своего бывшего ангела, я четверти выкушал.
Но это было в молодые, крепкие годы, когда сердце отчаянно в груди билось и в голове
мелькали разные мысли.
А теперь старею.
Знакомый ветеринарный фельдшер, товарищ Птицын, давеча осматривал меня и даже,
знаете, испугался. Задрожал.
— У вас, — говорит, — полная девальвация. Где, говорит, печень, где мочевой пузырь,
распознать, говорит, нет никакой возможности. Очень, говорит, вы сносились.
Хотел я этого фельдшера побить, но после остыл к нему.
"Дай, — думаю, — сперва к хорошему врачу схожу, удостоверюсь".
Врач никакой девальвации не нашел.
— Органы, — говорит, — у вас довольно в аккуратном виде. И пузырь, говорит, вполне
порядочный и не протекает. Что касается сердца — очень еще отличное, даже, говорит,
шире, чем надо. Но, говорит, пить вы перестаньте, иначе очень просто смерть может
приключиться.
А помирать, конечно, мне неохота. Я жить люблю. Я человек еще молодой. Мне
только-только в начале нэпа сорок три года стукнуло. Можно сказать, в полном расцвете сил
и здоровья. И сердце в груди широкое. И пузырь, главное, не протекает. С таким пузырем
жить да радоваться. "Надо, — думаю, — в самом деле пить бросить". Взял и бросил.
Не пью и не пью. Час не пью, два не пью. В пять часов вечера пошел, конечно, обедать
в столовую.
Покушал суп. Начал вареное мясо кушать — охота выпить. "Заместо, думаю, — острых
напитков попрошу чего-нибудь помягче — нарзану или же лимонаду". Зову.
— Эй, — говорю, — который тут мне порции подавал, неси мне, куриная твоя голова,
лимонаду.
Приносят, конечно, мне лимонаду на интеллигентном подносе. В графине. Наливаю в
стопку.
Пью я эту стопку, чувствую: кажись, водка. Налил еще. Ей-богу, водка. Что за черт!
Налил остатки — самая настоящая водка.
— Неси, — кричу, — еще!
"Вот, — думаю, — поперло-то!"
Приносит еще.
Попробовал еще. Никакого сомнения не осталось — самая натуральная.
После, когда деньги заплатил, замечание все-таки сделал.
— Я, — говорю, — лимонаду просил, а ты чего носишь, куриная твоя голова?
Тот говорит:
— Так что это у нас завсегда лимонадом зовется. Вполне законное слово. Еще с
прежних времен… А натурального лимонаду, извиняюсь, не держим — потребителя нету.