Page 74 - Избранное

Драпов цветет, как маков цвет или, скажем, хризантема в саду.
А вчера, проходя мимо, пощекотал я Егорку Драпова.
Черт с ним. Хоть, думаю, и подлец, а приятный человек.
Полюбил я Егорку Драпова.
1925

ЧЕТЫРЕ ДНЯ

Германская война и разные там окопчики — все это теперь, граждане, на нас
сказывается. Все мы через это нездоровые и больные.
У кого нервы расшатаны, у кого брюхо как-нибудь сводит, у кого сердце не так
аритмично бьется, как это хотелось бы. Все это результаты.
На свое здоровье, конечно, пожаловаться я не могу.
Здоров. И жру ничего. И сон невредный. Однако каждую минуту остерегаюсь, что эти
окопчики и на мне скажутся.
Тоже вот не очень давно встал я с постели. И надеваю, как сейчас помню, сапог. А
супруга мне говорит:
— Что-то, говорит, ты, Ваня, сегодня с лица будто такой серый. Нездоровый, говорит,
такой у тебя цвет бордо.
Поглядел я в зеркало. Действительно, — цвет лица как бордо, и морда кирпича просит.
Вот те, думаю, клюква! Сказываются окопчики. Может, у меня сердце или там еще
какой-нибудь орган не так хорошо бьется. Оттого, может, я и серею.
Пощупал пульс — тихо, но работает. Однако какие-то боли изнутри пошли. И ноет
что-то.
Грустный такой я оделся и, не покушав чаю, вышел на работу.
Вышел на работу. Думаю — ежели какой черт скажет мне насчет моего вида или цвета
лица — схожу обязательно к доктору. Мало ли — живет, живет человек и вдруг хлоп —
помирает. Сколько угодно.
Без пяти одиннадцать, как сейчас помню, подходит до меня старший мастер Житков и
говорит:
— Иван Федорович, голубчик, да что с тобой? Вид, говорит, у тебя сегодня чересчур
отчаянный. Нездоровый, говорит, у тебя, землистый вид.
Эти слова будто мне по сердцу полоснули.
Пошатнулось, думаю, мать честная, здоровье. Допрыгался, думаю.
И снова стало ныть у меня внутри, мутить. Еле, знаете, до дому дополз. Хотел даже
скорую помощь вызвать.
Дополз до дому. Свалился на постель. Лежу. Жена ревет, горюет. Соседи приходят,
охают.
— Ну, — говорят, — и видик у тебя, Иван Федорович. Ничего не скажешь. Не
личность, а форменное бордо.
Эти слова еще больше меня растравляют. Лежу плошкой и спать не могу.
Утром встаю разбитый, как сукин сын. И велю поскорей врача пригласить.
Приходит коммунальный врач и говорит: симуляция.
Чуть я за эти самые слова врача не побил.
— Я, — говорю, — покажу, какая симуляция. Я, говорю, сейчас, может быть, разорюсь
на трояк и к самому профессору сяду и поеду.
Стал я собираться к профессору. Надел чистое белье. Стал бриться. Провел бритвой по
щеке, мыло стер — гляжу — щека белая, здоровая, и румянец на ней играет.
Стал поскорей физию тряпочкой тереть — гляжу — начисто сходит серый цвет бордо.
Жена приходит, говорит:
— Да ты небось, Ваня, неделю рожу не полоскал?
Я говорю: