Page 45 - Чудесное путешествие Нильса с дикими гусями
P. 45
должны, — проскрипел Деревянный.
И они двинулись по шатким мосткам. От каждого их шага мостки вздрагивали,
трещали и прогибались.
По пути Бронзовый переворачивал вверх дном каждую лодку, сокрушал корабельные
мачты, с грохотом разбивая старые ящики. Но нигде — ни под лодками, ни в ящиках, ни под
мостками, ни на мачтах — он не мог найти дерзкого мальчишку. И немудрено, потому что
мальчишка этот преспокойно сидел под шляпой на голове старого солдата Розенбума.
Вдруг Бронзовый остановился.
— Розенбум, узнаешь ли ты этот корабль? — воскликнул он и вытянул руку.
Розенбум повернулся всем корпусом направо, и Нильс увидел какое-то огромное
корыто, обшитое по краям ржавым железом.
— Узнаешь ли ты этот славный корабль, Розенбум? Посмотри, какая благородная
линия кормы! Как гордо поставлен нос! Даже сейчас видно, что это был королевский
фрегат… А помнишь, Розенбум, как славно палили на нем пушки, когда я ступал на его
палубу?
Бронзовый замолчал, мечтательно глядя на старый, развалившийся корабль с
развороченным носом и разбитой кормой.
— Да, много он видел на своем веку, мой старый боевой товарищ, — сказал
Бронзовый. — А теперь он лежит здесь, как простая баржа, всеми заброшенный и забытый, и
никто не знает, что сам король ходил когда-то по его палубе.
Бронзовый тяжело вздохнул.
Слезы, большие, круглые, как пули, медленно потекли из его бронзовых глаз.
И вдруг он стукнул палкой, выпрямился, колесом выпятил грудь.
— Шапки долой, Розенбум! Мы должны отдать последний долг свидетелю нашей
былой славы. — И широким величественным движением руки Бронзовый снял свою
треуголку. — Честь и слава погибшим! Ура! — громовым голосом закричал он.
— Урр-ра! — закричал Деревянный и сорвал с головы свою шляпу.
— Урр-ра! — закричал вместе с ними Нильс и притопнул ногой на голове у Розенбума.
Прокричав троекратное «ура!», Бронзовый с легким звоном надел свою треуголку и
повернулся.
И тут его бронзовое лицо потемнело так, что стало похоже на чугунное.
— Розенбум! Что у тебя на голове? — зловещим шепотом проговорил он.
А на голове у Розенбума стоял Нильс и, весело приплясывая, махал Бронзовому рукой.
От ярости слова застряли у Бронзового в горле, и он только задвигал челюстями, силясь
что-то сказать. Впрочем, он мог разговаривать и без слов — ведь у него была хорошая
бронзовая дубинка. Ее-то он и пустил в ход.
Страшный удар обрушился на голову Деревянного. Из треснувшего лба взвился целый
столб пыли и трухи. Ноги у Деревянного подкосились, и он рухнул на землю…
3.
Когда все затихло, Нильс осторожно вылез из-под груды щепок. Бронзового и след
простыл, а на востоке из-за леса мачт вырывались красные лучи восходящего солнца.
Нильс с грустью посмотрел на кучу обломков — это было все, что осталось от
Деревянного.
«Да, не промахнись его величество, и моим бы косточкам тут лежать, — подумал
Нильс. — Бедный Розенбум! Если бы не я, проскрипел бы ты, наверное, еще
годик-другой…»
Нильс бережно собрал разлетевшиеся во все стороны щепки и сложил их вместе
ровной горкой.
Построив памятник своему погибшему товарищу, Нильс побежал к воротам.
«Не опоздать бы мне! — с беспокойством думал он, поглядывая на светлевшее небо. —
Пока я разыщу ратушу, солнце, пожалуй, совсем взойдет. А вдруг Мартин и в самом деле
улетит без меня?»