Page 13 - «Детские годы Багрова-внука»

Последовательные воспоминания

После моего выздоровления я начинаю помнить себя уже дитятей, не
крепким и резвым, каким я сделался впоследствии, но тихим, кротким,
необыкновенно жалостливым, большим трусом и в то же время
беспрестанно, хотя медленно, уже читающим детскую книжку с
картинками под названием «Зеркало добродетели». Как и когда я выучился

читать, кто меня учил и по какой методе – решительно не знаю; но писать я
учился гораздо позднее и как-то очень медленно и долго. Мы жили тогда в
губернском городе Уфе и занимали огромный зубинский деревянный дом,
купленный моим отцом, как я после узнал, с аукциона за триста рублей
ассигнациями. Дом был обит тёсом, но не выкрашен; он потемнел от
дождей, и вся эта громада имела очень печальный вид. Дом стоял на
косогоре, так что окна в сад были очень низки от земли, а окна из столовой
на улицу, на противоположной стороне дома, возвышались аршина три над
землёй; парадное крыльцо имело более двадцати пяти ступенек, и с него
была видна река Белая почти во всю свою ширину. Две детские комнаты, в
которых я жил вместе с сестрой, выкрашенные по штукатурке голубым
цветом, находившиеся возле спальной, выходили окошками в сад, и
посаженная под ними малина росла так высоко, что на целую четверть
заглядывала к нам в окна, что очень веселило меня и неразлучного моего
товарища – маленькую сестрицу. Сад, впрочем, был хотя довольно велик,
но не красив: кое-где ягодные кусты смородины, крыжовника и барбариса,

десятка два-три тощих яблонь, круглые цветники с ноготками, шафранами
и астрами, и ни одного большого дерева, никакой тени; но и этот сад
доставлял нам удовольствие, особенно моей сестрице, которая не знала ни
гор, ни полей, ни лесов; я же изъездил, как говорили, более пятисот вёрст:
несмотря на моё болезненное состояние, величие красот божьего мира
незаметно ложилось на детскую душу и жило без моего ведома в моём
воображении; я не мог удовольствоваться нашим бедным городским садом
и беспрестанно рассказывал моей сестре, как человек бывалый, о разных
чудесах, мною виденных; она слушала с любопытством, устремив на меня
полные напряженного внимания свои прекрасные глазки, в которых в то же
время ясно выражалось: «Братец, я ничего не понимаю». Да и что
мудрёного: рассказчику только пошёл пятый год, а слушательнице –
третий.

Я сказал уже, что был робок и даже трусоват; вероятно, тяжкая и