Page 17 - «Детские годы Багрова-внука»

телесного истощения и душевных страданий во время моей болезни.

Ежеминутная опасность потерять страстно любимое дитя и усилия
сохранить его напрягали ее нервы и придавали ей неестественные силы и
как бы искусственную бодрость; но когда опасность миновалась – общая
энергия упала, и мать начала чувствовать ослабление: у нее заболела грудь,
бок, и, наконец, появилось лихорадочное состояние; те же самые доктора,
которые так безуспешно лечили меня и которых она бросила, принялись
лечить её. Я услыхал, как она говорила моему отцу, что у неё начинается
чахотка. Я не знаю, до какой степени это было справедливо, потому что
больная была, как все утверждали, очень мнительна, и не знаю, притворно
или искренне, но мой отец и доктора уверяли её, что это неправда. Я имел
уже смутное понятие, что чахотка какая-то ужасная болезнь. Сердце у меня
замерло от страха, и мысль, что я причиною болезни матери, мучила меня
беспрестанно. Я стал плакать и тосковать, но мать умела как-то меня
разуверить и успокоить, что было и не трудно при её беспредельной
нравственной власти надо мною.
Не имея полной доверенности к искусству уфимских докторов, мать

решилась ехать в Оренбург, чтоб посоветоваться там с доктором
Деобольтом, который славился во всём крае чудесными излечениями
отчаянно больных. Она сама сказала мне об этом с весёлым видом и
уверила, что возвратится здоровою. Я совершенно поверил, успокоился,
даже повеселел и начал приставать к матери, чтоб она ехала поскорее. Но
для этой поездки надобно было иметь деньги, а притом куда девать, на кого
оставить двух маленьких детей? Я вслушивался в беспрестанные
разговоры об этом между отцом и матерью и наконец узнал, что дело
уладилось: денег дал тот же мой книжный благодетель С. И. Аничков, а
детей, то есть нас с сестрой, решились завезти в Багрово и оставить у
бабушки с дедушкой. Я был очень доволен, узнав, что мы поедем на своих
лошадях и что будем в поле кормить. У меня сохранилось неясное, но
самое приятное воспоминание о дороге, которую мой отец очень любил;

его рассказы о ней и ещё более о Багрове, обещавшие множество новых,
ещё неизвестных мне удовольствий, воспламенили моё ребячье
воображение. Дедушку с бабушкой мне также хотелось видеть, потому что
я хотя и видел их, но помнить не мог: в первый мой приезд в Багрово мне
было восемь месяцев; но мать рассказывала, что дедушка был нам очень
рад и что он давно зовет нас к себе и даже сердится, что мы в четыре года
ни разу у него не побывали. Моя продолжительная болезнь, медленное
выздоровление и потом нездоровье матери были тому причиной. Впрочем,
мой отец ездил прошлого года в Багрово, однако на самое короткое время.