Page 174 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 174

сынок  освобождались  от  зимнего  платья  и  теплых  платков.  Надо  сказать

               правду, что это была диковинная пара! Я не мог вытерпеть и громко сказал
               Евсеичу: «Ах, это Мавлютка!» Но Евсеич зажал мне рот, едва удерживаясь
               от смеха. В дверях залы встретил гостей мой отец; после многих взаимных
               поклонов,  рекомендаций  и  обниманий  он  повёл  их  в  гостиную.  Все
               окружающие нас удивлялись дородству жениха, а Евсеич, сказав: «Эк буря!
               посытее будет Мавлютки», – повёл нас в наши комнаты.
                     Слова: жених, невеста, сватанье и свадьба – были мне давно известны
               и  давно  объяснены  матерью  настолько,  насколько  я  мог  и  должен  был
               понимать их, так сказать, внешний смысл. Прилагая тогда мои понятия к
               настоящему случаю, я говорил Параше и Евсеичу: «Как же тётеньке выйти
               замуж за Рожнова? Жена должна помогать мужу; она такая сухонькая, а он
               такой  толстый;  она  его  не  поднимет,  если  он  упадёт».  Параша,  смеясь,
               отвечала мне вопросом: «Да зачем же ему падать?» Но у меня было готово
               неопровержимое доказательство: я возразил, что «сам видел, как один раз
               отец упал, а маменька его подняла и ему помогла встать». Впоследствии,
               когда мои слова сделались известны всем тётушкам, они заставляли меня

               повторять  их  (всегда  без  матери)  и  так  хохотали,  что  приводили  меня  в
               совершенное изумление.
                     Когда  нас  с  сестрицей  позвали  обедать,  все  сидели  уже  за  столом.
               Слава богу, мы только поклонились гостям, а то я боялся, что они будут нас
               обнимать и как-нибудь задушат. Целый обед я не спускал глаз с жениха: он
               так  ел,  что  страшно  было  смотреть.  Я  заметил,  что  у  всех  невольно
               обращались глаза на его тарелку. Маменька его тоже кушала исправно, но
               успевала  говорить  и  хвалить  своего  сынка.  По  её  словам,  он  был  самый
               смирный  и  добрый  человек,  который  и  мухи  не  обидит;  в  то  же  время
               прекрасный хозяин, сам ездит в поле, всё разумеет и за всем смотрит, и что
               одна  у  него  есть  утеха  –  борзые  собачки.  Она  жаловалась  только  на  его
               слабое здоровье и говорила, что так бережёт его, что спать кладёт у себя в
               опочивальне;  она  прибавила,  с  какими-то  гримасами  на  лице,  что

               «Митенька  будет  совсем  здоров,  когда  женится,  и  что  если  бог  даст  ему
               судьбу, то не бессчастна будет его половина». Произнося последние слова,
               она  бросала  выразительные  взгляды  на  тётушку  Татьяну  Степановну,
               которая  краснела  и  потупляла  глаза  и  лицо  в  тарелку.  После  обеда,  за
               которым жених, видно, чересчур покушал, он тотчас начал дремать. Мать
               извиняла  его  привычкой  отдыхать  после  обеда;  но,  видя,  что  он,  того  и
               гляди,  повалится  и  захрапит,  велела  заложить  лошадей  и,  рассыпаясь  в
               разных  извинениях,  намеках  и  любезностях,  увезла  своего  слабого
               здоровьем  Митеньку.  Когда  уехали  гости,  много  было  шуток  и  смеху,  и
   169   170   171   172   173   174   175   176   177   178   179