Page 176 - «Детские годы Багрова-внука»

Первая весна в деревне

В середине Великого поста, именно на середокрестной неделе,
наступила сильная оттепель. Снег быстро начал таять, и везде показалась
вода. Приближение весны в деревне производило на меня необыкновенное,
раздражающее впечатление. Я чувствовал никогда не испытанное мною,
особого рода волнение. Много содействовали тому разговоры с отцом и

Евсеичем, которые радовались весне, как охотники, как люди, выросшие в
деревне и страстно любившие природу, хотя сами того хорошенько не
понимали, не определяли себе и сказанных сейчас мною слов никогда не
употребляли. Находя во мне живое сочувствие, они с увлеченьем
предавались удовольствию рассказывать мне: как сначала обтают горы, как
побегут с них ручьи, как спустят пруд, разольется полая вода, пойдет вверх
по полоям рыба, как начнут ловить ее вятелями и мордами; как прилетит
летняя птица, запоют жаворонки, проснутся сурки и начнут свистать, сидя
на задних лапках по своим сурчинам; как зазеленеют луга, оденется лес,
кусты и зальются, защелкают в них соловьи… Простые, но горячие слова
западали мне глубоко в душу, потрясали какие-то неведомые струны и
пробуждали какие-то неизвестные томительные и сладкие чувства. Только
нам троим, отцу, мне и Евсеичу, было не грустно и не скучно смотреть на
почерневшие крыши и стены строений и голые сучья дерев, на мокреть и
слякоть, на грязные сугробы снега, на лужи мутной воды, на серое небо, на
туман сырого воздуха, на снег и дождь, то вместе, то попеременно

падавшие из потемневших низких облаков. Заключённый в доме, потому
что в мокрую погоду меня и на крыльцо не выпускали, я тем не менее
следил за каждым шагом весны. В каждой комнате, чуть ли не в каждом
окне, были у меня замечены особенные предметы или места, по которым я
производил мои наблюдения: из новой горницы, то есть из нашей спальни,
с одной стороны виднелась Челяевская гора, оголявшая постепенно свой
крутой и круглый взлобок, с другой – часть реки давно растаявшего
Бугуруслана с противоположным берегом; из гостиной чернелись
проталины на Кудринской горе, особенно около круглого родникового
озера, в котором мочили конопли; из залы стекленелась лужа воды,
подтоплявшая грачовую рощу; из бабушкиной и тётушкиной горницы
видно было гумно на высокой горе и множество сурчин по ней, которые с
каждым днём освобождались от снега. Шире, длиннее становились грязные

проталины, полнее наливалось озеро в роще, и, проходя сквозь забор, уже