Page 177 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 177
показывалась вода между капустных гряд в нашем огороде. Все замечалось
мною точно и внимательно, и каждый шаг весны торжествовался, как
победа! С утра до вечера бегал я из комнаты в комнату, становясь на свои
наблюдательные сторожевые места. Чтенье, письмо, игры с сестрой, даже
разговоры с матерью – всё вылетело у меня из головы. О том, чего не мог
видеть своими глазами, получал я беспрестанные известия от отца,
Евсеича, из девичьей и лакейской. «Пруд посинел и надулся, ездить по нём
опасно, мужик с возом провалился, подпруда подошла под водяные колеса,
молоть уж нельзя, пора спускать воду; Антошкин овраг ночью прошёл, да и
Мордовский напружился и почернел, скоро никуда нельзя будет проехать;
дорожки начали проваливаться, в кухню не пройдёшь. Мазан провалился с
миской щей и щи пролил, мостки снесло, вода залила людскую баню», –
вот что слышал я беспрестанно, и неравнодушно принимались все такие
известия. Грачи давно расхаживали по двору и начали вить гнёзда в
грачовой роще; скворцы и жаворонки тоже прилетели. И вот стала
появляться настоящая птица, дичь— по выражению охотников. Отец с
восхищением рассказывал мне, что видел лебедей, так высоко летевших,
что он едва мог разглядеть их, и что гуси потянулись большими станицами.
Евсеич видел нырков и кряковных уток, опустившихся на пруд, видел
диких голубей по гумнам, дроздов и пигалиц около родников… Сколько
волнений, сколько шумной радости! Вода сильно прибыла. Немедленно
спустили пруд – и без меня. Погода была слишком дурная, и я не смел даже
проситься. Рассказы отца отчасти удовлетворили моему любопытству. С
каждым днём известия становились чаще, важнее, возмутительнее!
Наконец, Евсеич с азартом объявил, что «всякая птица валом валит, без
перемежки!». Переполнилась мера моего терпенья. Невозможно стало для
меня всё это слышать и не видеть, и с помощью отца, слёз и горячих
убеждений выпросил я позволенье у матери, одевшись тепло, потому что
дул сырой и пронзительный ветер, посидеть на крылечке, выходившем в
сад, прямо над Бугурусланом. Внутренняя дверь ещё не была откупорена.
Евсеич обнёс меня кругом дома на руках, потому что везде была вода и
грязь. В самом деле, то происходило в воздухе, на земле и на воде, чего
представить себе нельзя, не видавши, и чего увидеть теперь уже
невозможно в тех местах, о которых я говорю, потому что нет такого
множества прилётной дичи. Река выступила из берегов, подняла урёму на
обеих сторонах и, захватив половину нашего сада, слилась с озером
грачовой рощи. Все берега полоев были усыпаны всякого рода дичью;
множество уток плавало по воде между верхушками затопленных кустов, а
между тем беспрестанно проносились большие и малые стаи разной