Page 177 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 177

показывалась вода между капустных гряд в нашем огороде. Все замечалось

               мною  точно  и  внимательно,  и  каждый  шаг  весны  торжествовался,  как
               победа! С утра до вечера бегал я из комнаты в комнату, становясь на свои
               наблюдательные сторожевые места. Чтенье, письмо, игры с сестрой, даже
               разговоры с матерью – всё вылетело у меня из головы. О том, чего не мог
               видеть  своими  глазами,  получал  я  беспрестанные  известия  от  отца,
               Евсеича, из девичьей и лакейской. «Пруд посинел и надулся, ездить по нём
               опасно, мужик с возом провалился, подпруда подошла под водяные колеса,
               молоть уж нельзя, пора спускать воду; Антошкин овраг ночью прошёл, да и
               Мордовский напружился и почернел, скоро никуда нельзя будет проехать;
               дорожки начали проваливаться, в кухню не пройдёшь. Мазан провалился с
               миской щей и щи пролил, мостки снесло, вода залила людскую баню», –
               вот  что  слышал  я  беспрестанно,  и  неравнодушно  принимались  все  такие
               известия.  Грачи  давно  расхаживали  по  двору  и  начали  вить  гнёзда  в
               грачовой  роще;  скворцы  и  жаворонки  тоже  прилетели.  И  вот  стала
               появляться  настоящая  птица,  дичь—  по  выражению  охотников.  Отец  с
               восхищением  рассказывал  мне,  что  видел  лебедей,  так  высоко  летевших,

               что он едва мог разглядеть их, и что гуси потянулись большими станицами.
               Евсеич  видел  нырков  и  кряковных  уток,  опустившихся  на  пруд,  видел
               диких  голубей  по  гумнам,  дроздов  и  пигалиц  около  родников…  Сколько
               волнений,  сколько  шумной  радости!  Вода  сильно  прибыла.  Немедленно
               спустили пруд – и без меня. Погода была слишком дурная, и я не смел даже
               проситься.  Рассказы  отца  отчасти  удовлетворили  моему  любопытству.  С
               каждым  днём  известия  становились  чаще,  важнее,  возмутительнее!
               Наконец,  Евсеич  с  азартом  объявил,  что  «всякая  птица  валом  валит,  без
               перемежки!». Переполнилась мера моего терпенья. Невозможно стало для
               меня  всё  это  слышать  и  не  видеть,  и  с  помощью  отца,  слёз  и  горячих
               убеждений выпросил я позволенье у матери, одевшись тепло, потому что
               дул  сырой  и  пронзительный  ветер,  посидеть  на  крылечке,  выходившем  в
               сад, прямо над Бугурусланом. Внутренняя дверь ещё не была откупорена.

               Евсеич  обнёс  меня  кругом  дома  на  руках,  потому  что  везде  была  вода  и
               грязь.  В  самом  деле,  то  происходило  в  воздухе,  на  земле  и  на  воде,  чего
               представить  себе  нельзя,  не  видавши,  и  чего  увидеть  теперь  уже
               невозможно  в  тех  местах,  о  которых  я  говорю,  потому  что  нет  такого
               множества прилётной дичи. Река выступила из берегов, подняла урёму на
               обеих  сторонах  и,  захватив  половину  нашего  сада,  слилась  с  озером
               грачовой  рощи.  Все  берега  полоев  были  усыпаны  всякого  рода  дичью;
               множество уток плавало по воде между верхушками затопленных кустов, а
               между  тем  беспрестанно  проносились  большие  и  малые  стаи  разной
   172   173   174   175   176   177   178   179   180   181   182