Page 180 - «Детские годы Багрова-внука»

которая разговаривала со мной об «Аленьком цветочке», и сказыванье

сказок на ночь прекратилось очень надолго. Это запрещенье могло бы
сильно огорчить меня, если б мать не позволила Палагее сказывать иногда
мне сказки в продолжение дня. На другой же день выслушал я в другой раз
повесть об «Аленьком цветочке». С этих пор, до самого моего
выздоровленья, то есть до середины Страстной недели, Палагея ежедневно
рассказывала мне какую-нибудь из своих многочисленных сказок. Более
других помню я «Царь-девицу», «Иванушку-дурачка», «Жар-птицу» и
«Змея Горыныча». Сказки так меня занимали, что я менее тосковал об
вольном воздухе, не так рвался к оживающей природе, к разлившейся воде,
к разнообразному царству прилетевшей птицы. В Страстную субботу мы
уже гуляли с сестрицей по высохшему двору. В этот день мой отец,
тётушка Татьяна Степановна и тётушка Александра Степановна, которая на
то время у нас гостила, уехали ночевать в Неклюдово, чтобы встретить там
в храме Божием Светлое Христово воскресенье. Проехать было очень
трудно, потому что полая вода хотя и пошла на убыль, но всё ещё высоко
стояла; они пробрались по плотине в крестьянских телегах и с полверсты

ехали полоями; вода хватала выше колёсных ступиц, и мне сказывали
провожавшие их верховые, что тётушка Татьяна Степановна боялась и
громко кричала, а тётушка Александра Степановна смеялась. Я слышал,
как Параша тихо сказала Евсеичу: «Эта чего испугается!» – и дивился
тётушкиной храбрости. С четверга на Страстной начали красить яйца:
́
в красном и синем сандале, в серпухе и луковых перьях; яйца выходили
красные, синие, желтые и бледно-розового рыжеватого цвета. Мы с
сестрицей с большим удовольствием присутствовали при этом крашенье.
Но мать умела мастерски красить яйца в мраморный цвет разными
лоскутками и шемаханским шёлком. Сверх того, она с необыкновенным
искусством простым перочинным ножичком выскабливала на красных
яйцах чудесные узоры, цветы и слова: «Христос воскрес». Она всем
приготовила по такому яичку, и только я один видел, как она над этим

трудилась. Моё яичко было лучше всех, и на нём было написано: «Христос
воскрес, милый друг Серёженька!» Матери было очень грустно, что она не
услышит заутрени Светлого Христова воскресенья, и она удивлялась, что
бабушка так равнодушно переносила это лишенье; но бабушке, которая
бывала очень богомольна, как-то ни до чего уже не было дела.
Я заснул в обыкновенное время, но вдруг отчего-то ночью проснулся:
комната была ярко освещена, кивот с образами растворён, перед каждым
образом, в золочёной ризе, теплилась восковая свеча, а мать, стоя на
коленях, вполголоса читала молитвенник, плакала и молилась. Я сам