Page 181 - «Детские годы Багрова-внука»

почувствовал непреодолимое желанье помолиться вместе с маменькой и

попросил её об этом. Мать удивилась моему голосу и даже смутилась, но
позволила мне встать. Я проворно вскочил с постели, стал на коленки и
начал молиться с неизвестным мне до тех пор особого роду одушевленьем;
но мать уже не становилась на колени и скоро сказала: «Будет, ложись
спать». Я прочел на лице её, услышал в голосе, что помешал ей молиться. Я
из всех сил старался поскорее заснуть, но не скоро утихло детское моё
волненье и непостижимое для меня чувство умиленья. Наконец, мать,
помолясь, погасила свечки и легла на свою постель. Яркий свет потух,
теплилась только тусклая лампада; не знаю, кто из нас заснул прежде. К
большой моей досаде, я проснулся довольно поздно: мать была совсем
одета; она обняла меня и, похристосовавшись заранее приготовленным
яичком, ушла к бабушке. Вошёл Евсеич, также похристосовался со мной,
дал мне жёлтое яичко и сказал: «Эх, соколик, проспал! Ведь я говорил тебе,
что надо посмотреть, как солнышко на восходе играет и радуется Христову
воскресенью». Мне самому было очень досадно; я поспешил одеться,
заглянул к сестрице и братцу, перецеловал их и побежал в тётушкину

комнату, из которой видно было солнце, и, хотя оно уже стояло высоко,
принялся смотреть на него сквозь мои кулаки. Мне показалось, что
солнышко как будто прыгает, и я громко закричал: «Солнышко играет!
Евсеич правду сказал». Мать вышла ко мне из бабушкиной горницы,
улыбнулась моему восторгу и повела меня христосоваться к бабушке. Она
сидела, в шёлковом платке и шушуне, на дедушкиных креслах; мне
показалось, что она ещё более опустилась и постарела в своём
праздничном платье. Бабушка не хотела разгавливаться до полученья петой
пасхи и кулича, но мать сказала, что будет пить чай со сливками, и увела
меня с собою.
Отец с тётушками воротился ещё до полдён, когда нас с сестрицей
только что выпустили погулять. Назад проехали они лучше, потому что
воды в ночь много убыло; они привезли с собой петые пасхи, куличи,

крутые яйца и четверговую соль. В зале был уже накрыт стол; мы все
собрались туда и разговелись. Правду сказать, настоящим-то образом
разгавливались бабушка, тётушки и отец: мать постничала одну Страстную
неделю (да она уже и пила чай со сливками), а мы с сестрицей – только
последние три дня; но зато нам было голоднее всех, потому что нам не
давали обыкновенной постной пищи, а питались мы ухою из окуней, мёдом
и чаем с хлебом. Для прислуги была особая пасха и кулич. Вся дворня
собралась в лакейскую и залу; мы перехристосовались со всеми; каждый
получил по кусочку кулича, пасхи и по два красных яйца, каждый