Page 47 - «Детские годы Багрова-внука»

Сон отлетел от моих глаз, и слова матери: «Как я их оставлю? На кого? Я

умру с тоски; никакой доктор мне не поможет», – а также слова отца:
«Матушка, побереги ты себя, ведь ты захвораешь, ты непременно завтра
сляжешь в постель…» – слова, схваченные моим детским напряженным
слухом на лету, между многими другими, встревожили, испугали меня.
Мысль остаться в Багрове одним с сестрой, без отца и матери, хотя была не
новою для меня, но как будто до сих пор не понимаемою; она вдруг
поразила меня таким ужасом, что я на минуту потерял способность
слышать и соображать слышанное и потому многих разговоров не понял,
хотя и мог бы понять. Наконец мать, по усильным просьбам отца,
согласилась лечь в постель. Она помолилась богу, перекрестила нас с
сестрой и легла. Я притворился спящим; но в самом деле заснул уже тогда,
когда заснула моя мать.
Оправдалось предсказание моего отца! Проснувшись, я увидел, что он
и Параша хлопотали около моей матери. Она очень захворала: у ней
разлилась желчь и была лихорадка; она и прежде бывала нездорова, но
всегда на ногах, а теперь была так слаба, что не могла встать с постели. Я

никогда еще не видал ее так больною… страх и тоска овладели мной. Я уже
понимал, что мои слёзы огорчат больную, что это будет ей вредно – и
плакал потихоньку, завернувшись в широкие полы занавеса, за высоким
изголовьем кровати. Отец увидел это и, погрозя пальцем, указал на мать;
я кивнул и потряс головою в знак того, что понимаю, в чём дело, и не
встревожу больную.
Отец ходил к дедушке и, воротясь, сказал, что ему лучше и что он
хочет встать. В зале тётушка разливала чай, няня позвала меня туда, но я не
хотел отойти ни на шаг от матери, и отец, боясь, чтобы я не расплакался,
если станут принуждать меня, сам принёс мне чаю и постный крендель,
точно такой, какие присылали нам в Уфу из Багрова; мы с сестрой (да и
все) очень их любили, но теперь крендель не пошёл мне в горло, и, чтоб не
принуждали меня есть, я спрятал его под огромный пуховик, на котором

лежала мать. Я слышал в беспрестанно растворяемую дверь, как весело
болтала моя сестрица с бабушкой и тётушкой, и мне было отчего-то
досадно на нее. Я слышал, как повели её к дедушке, и почувствовал, что
сейчас придут за мной. Предчувствие исполнилось ту же минуту: тетушка
прибежала, говоря, что дедушка меня спрашивает. Отец громко сказал:
«Серёжа, ступай к дедушке». Мать тихо подозвала меня к себе, разгладила
мои волосы, пристально посмотрела на мои покрасневшие глаза,
поцеловала меня в лоб и сказала на ухо: «Будь умён и ласков с
дедушкой», – и глаза её наполнились слезами. Каково же было мне идти!