Page 49 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 49

по-видимому, был доволен приёмом дедушки, но всё мне казалось, что он

               не так обрадовался мне, как я ожидал, судя по рассказам. Я спросил об этом
               мать.  Она  отвечала,  что  дедушка  теперь  нездоров,  что  ему  не  до  нас  –  а
               потому он и неласков.
                     Вместе  с  Парашей  я  стал  хлопотать  и  ухаживать  около  больной,
               подавая ей какое-то лекарство, которое она сделала по Бухану, и питье из
               клюквы.  Она  попросила  было  лимонов,  но  ей  отвечали,  что  их  даже  не
               видывали.  «Как  я  глупа»,  –  сказала  мать  как  будто  про  себя  и  спросила
               клюквы. Параша сейчас принесла целую полоскательную чашку, прибавя,
               что «клюквы у них много: им каждый год, по первому зимнему пути, по
               целому  возу  привозят  её  из  Старого  Багрова».  Потом  мать  приказала
               привязать  к  своей  голове  черного  хлеба  с  уксусом,  который  мне  так
               нравился, что я понемножку клал его к себе в рот; потом она захотела как
               будто  уснуть  и  заставила  меня  читать.  Я  сейчас  принялся  за  «Детское
               чтение», и в самом деле мать заснула и спала целый час. Я видел в окошко,
               что  сестрица  гуляла  с  нянькой  Агафьей  по  саду,  между  разросшимися,
               старыми,  необыкновенной  величины  кустами  смородины  и  барбариса,

               каких я ни прежде, ни после не видывал; я заметил, как выпархивали из
               них птички с красно-жёлтыми хвостиками. Заметил, что из одного такого
               куста выпрыгнула пёстрая кошка – и мне очень захотелось туда.
                     Как  только  мать  проснулась  и  сказала,  что  ей  немножко  получше,
               вошёл  отец.  Я  сейчас  попросился  гулять  в  сад  вместе  с  сестрой;  мать
               позволила, приказав не подходить к реке, чего именно я желал, потому что
               отец  часто  разговаривал  со  мной  о  своём  любезном  Бугуруслане  и  мне
               хотелось посмотреть на него поближе. В саду я увидел, что сада нет даже и
               такого, какие я видал в Уфе. Это был скорее огород, состоявший из одних
               ягодных кустов, особенно из кустов белой, красной и черной смородины,
               усыпанной  ягодами,  и  из  яблонь,  большею  частию  померзших  прошлого
               года,  которые  были  спилены  и  вновь  привиты  черенками;  всё  это
               заключалось  в  огороде  и  было  окружено  высокими  навозными  грядками

               арбузов,  дынь  и  тыкв,  бесчисленным  множеством  грядок  с  огурцами  и
               всякими  огородными  овощами,  разными  горохами,  бобами,  редькою,
               морковью  и  проч.  Вдобавок  ко  всему  везде,  где  только  было  местечко,
               росли подсолнечники и укроп, который там называли «копром», наконец,
               на  лощине,  заливаемой  весенней  водой,  зеленело  страшное  количество
               капусты… Вся эта некрасивая смесь мне очень понравилась, нравится даже
               и теперь, и, конечно, гораздо более подстриженных липовых или берёзовых
               аллей  и  несчастных  ёлок,  из  которых  вырезывают  комоды,  пирамиды  и
               шары.  С  правой  стороны,  возле  самого  дома,  текла  быстрая  и  глубокая
   44   45   46   47   48   49   50   51   52   53   54