Page 51 - «Детские годы Багрова-внука»
P. 51

«Я умру с тоски, никакой доктор мне не поможет», – поколебали во мне

               уверенность,  что  мать  воротится  из  Оренбурга  здоровою.  Всё  это  я
               объяснял  ей  и  отцу,  как  умел,  сопровождая  свои  объяснения  слезами;  но
               для матери моей не трудно было уверить меня во всем, что ей угодно, и
               совершенно успокоить, и я скоро, несмотря на страх разлуки, стал желать
               только одного: скорейшего отъезда маменьки в Оренбург, где непременно
               вылечит её доктор. С этих пор я заметил, что мать сделалась осторожна и
               не  говорила  при  мне  ничего  такого,  что  могло  бы  меня  встревожить  или
               испугать, а если и говорила, то так тихо, что я ничего не мог расслышать.
               Она  заставляла  меня  долее  обыкновенного  читать,  играть  с  сестрицей  и
               гулять с Евсеичем; даже отпускала с отцом на мельницу и на остров. Пруд
               и остров очень мне нравились, но, конечно, не так, как бы понравились в
               другое время и как горячо полюбил я их впоследствии.
                     Через  несколько  дней  мать  встала  с  постели;  её  лихорадка  и  желчь
               прошли,  но  она  ещё  больше  похудела  и  глаза  её  пожелтели.  Скоро  я
               заметил,  что  стали  решительно  сбираться  в  Оренбург  и  что  сам  дедушка
               торопил отъездом, потому что путь был не близкий. Один раз мать при мне

               говорила ему, что боится обременить матушку и сестрицу присмотром за
               детьми;  боится  обеспокоить  его,  если  кто-нибудь  из  детей  захворает.  Но
               дедушка возразил, и как будто с сердцем, что это всё пустяки, что ведь дети
               не чужие и что кому же, как не родной бабушке и тётке, присмотреть за
               ними. Мать говорила, что нянька у нас не благонадёжна и что уход за мной
               она поручает Ефрему, очень доброму и усердному человеку, и что он будет
               со  мной  ходить  гулять.  Дедушка  отвечал:  «Ну  что  же,  хорошо;  Ефрем
               доброй  породы,  а  не  то,  пожалуй,  я  дам  тебе  свою  Аксютку  ходить  за
               детьми».  Мать  отклонила  такое  милостивое  предложение  под  разными
               предлогами: она знала, что Аксинья недобрая. Дедушка с неудовольствием
               промолвил:  «Ну,  как  хочешь;  я  ведь  с  своей  Аксюткой  не  навязываюсь».
               Слышал  я  также,  как  моя  мать  просила  и  молила  со  слезами  бабушку  и
               тётушку  не  оставить  нас,  присмотреть  за  нами,  не  кормить  постным

               кушаньем  и,  в  случае  нездоровья,  не  лечить  обыкновенными  их
               лекарствами:  гарлемскими  каплями  и  эссенцией  долгой  жизни,  которыми
               они  лечили  всех,  и  стариков  и  младенцев,  от  всех  болезней.  Бабушка  и
               тётушка,  которые  были  недовольны,  что  мы  остаемся  у  них  на  руках,  и
               даже  не  скрывали  этого,  обещали,  покорясь  воле  дедушки,  что  будут
               смотреть  за  нами  неусыпно  и  выполнять  все  просьбы  моей  матери.  На
               всякий случай мать оставила некоторые лекарства из своей аптеки и даже
               написала, как и когда их употреблять, если кто-нибудь из нас захворает. Это
               было  поручено  тётушке  Татьяне  Степановне,  которая  всё-таки  была
   46   47   48   49   50   51   52   53   54   55   56