Page 79 - «Детские годы Багрова-внука»

овладела моим воображением, которое отец ежедневно воспламенял

своими рассказами. Дорога в Багрово, природа, со всеми чудными её
красотами, не были забыты мной, а только несколько подавлены новостью
других впечатлений: жизнью в Багрове и жизнью в Уфе; но с наступлением
весны проснулась во мне горячая любовь к природе; мне так захотелось
увидеть зелёные луга и леса, воды и горы, так захотелось побегать с Суркой
по полям, так захотелось закинуть удочку, что всё окружающее потеряло
для меня свою занимательность и я каждый день просыпался и засыпал с
мыслию о Сергеевке. Святая неделя прошла для меня незаметно. Я,
конечно, не мог понимать её высокого значения, но я мало обратил
внимания даже на то, что понятно для детей: радостные лица, праздничные
платья, колокольный звон, беспрестанный приезд гостей, красные яйца и
проч. и проч. Приходская церковь наша стояла на возвышении, и снег около
неё давно уже обтаял. Великим моим удовольствием было смотреть, как
бегут по косогору мутные и шумные потоки весенней воды мимо нашего
высокого крыльца, а ещё большим наслаждением, которое мне не часто
дозволялось, – прочищать палочкой весенние ручейки. С крыльца нашего

была видна река Белая, и я с нетерпением ожидал, когда она вскроется. На
все мои вопросы отцу и Евсеичу: «Когда же мы поедем в Сергеевку?» –
обыкновенно отвечали: «А вот как река пройдёт».
И наконец пришёл этот желанный день и час! Торопливо заглянул
Евсеич в мою детскую и тревожно-радостным голосом сказал: «Белая
тронулась!» Мать позволила, и в одну минуту, тепло одетый, я уже стоял на
крыльце и жадно следил глазами, как шла между неподвижных берегов
огромная полоса синего, тёмного, а иногда и жёлтого льда. Далеко уже
уплыла поперечная дорога, и какая-то несчастная чёрная корова бегала по
ней, как безумная, от одного берега до другого. Стоявшие около меня
женщины и девушки сопровождали жалобными восклицаниями каждое
неудачное движение бегающего животного, которого рёв долетал до ушей
моих, и мне стало очень его жалко. Река на повороте загибалась за крутой

утёс – и скрылись за ним дорога и бегающая по ней чёрная корова. Вдруг
две собаки показались на льду; но их суетливые прыжки возбудили не
жалость, а смех в окружающих меня людях, ибо все были уверены, что
собаки не утонут, а перепрыгнут или переплывут на берег. Я охотно этому
верил и, позабыв бедную корову, сам смеялся вместе с другими. Собаки не
замедлили оправдать общее ожидание и скоро перебрались на берег. Лёд
все еще шёл крепкою, сплошною, неразрывною, бесконечною глыбою.
Евсеич, опасаясь сильного и холодного ветра, сказал мне: «Пойдем,
соколик, в горницу; река ещё не скоро взломается, а ты прозябнешь. Лучше