Page 76 - «Детские годы Багрова-внука»

случаях, впрочем, довольно редких, когда товарищ мой писал лучше

меня, – у нас стояли одинаковые одобрительные слова. Заметив это, я стал
рассуждать: отчего так поступает наш добрый учитель? «Верно, он меня
больше любит, – подумал я, – и, конечно, за то, что у меня оба глаза
здоровы, а у бедного Андрюши один глаз выпятился от бельма и похож на
какую-то белую пуговицу». В этой мысли вскоре убедило меня то, что
Матвей Васильич был со мною ласковее, чем с моим товарищем, чего я
прежде не замечал. Все мои наблюдения и рассуждения я не замедлил
сообщить матери и отцу. Они как-то переглянулись и улыбнулись и мне
ничего не сказали. Но в подписях Матвея Васильича вскоре произошла
перемена: на тетрадках наших с Андрюшей появились одни и те же слова,
у обоих или «не худо», или «изрядно», или «хорошо», и я понял, что отец
мой, верно, что-нибудь говорил нашему учителю; но обращался Матвей
Васильич всегда лучше со мной, чем с Андрюшей.
Я и теперь не могу понять, какие причины заставили мою мать послать
меня один раз в народное училище вместе с Андрюшей. Вероятно, это был
чей-нибудь совет, и всего скорее М. Д. Княжевича, но, кажется, его дети в

училище не ходили. Как ни была умна моя мать, но, по её недостаточному
образованию, не могла ей войти в голову дикая тогда мысль спосылать
сына в народное училище, – мысль, которая теперь могла бы быть для всех
понятною и служить объяснением такого поступка. Как бы то ни было,
только в один очень памятный для меня день отвезли нас с Андрюшей в
санях, под надзором Евсеича, в народное училище, находившееся на
другом краю города и помещавшееся в небольшом деревянном домишке.
Евсеич отдал нас с рук на руки Матвею Васильичу, который взял меня за
руку и ввёл в большую неопрятную комнату, из которой несся шум и крик,
мгновенно утихнувший при нашем появлении, – комнату, всю
установленную рядами столов со скамейками, каких я никогда не видывал;
перед первым столом стояла, утвержденная на каких-то подставках,
большая чёрная четвероугольная доска; у доски стоял мальчик с

обвостренным мелом в одной руке и с грязной тряпицей в другой.
Половина скамеек была занята мальчиками разных возрастов; перед ними
лежали на столах тетрадки, книжки и аспидные доски; ученики были
пребольшие, превысокие и очень маленькие, многие в одних рубашках, а
многие одетые, как нищие. Матвей Васильич подвёл меня к первому столу,
велел ученикам потесниться и посадил с края, а сам сел на стул перед
небольшим столиком, недалеко от чёрной доски; всё это было для меня
совершенно новым зрелищем, на которое я смотрел с жадным
любопытством. При входе в класс Андрюша пропал. Вдруг Матвей