Page 78 - «Детские годы Багрова-внука»

безмолвным волнением и слезами, а потом исступлённым гневом на

злодейские поступки Матвея Васильича. Мать ничего не знала о том, что
обыкновенно происходит в народных училищах, и, конечно, ни за что на
свете не подвергла бы моего сердца такому жестокому потрясению.
Успокоить и утешить меня сначала не было никакой возможности; в эту
минуту даже власть матери была бессильна надо мной. Наконец, рассказав
всё до малейшей подробности мною виденное и слышанное, излив мое
негодованье в самых сильных выражениях, какие только знал из книг и
разговоров, и осудив Матвея Васильича на все известные мне казни, я
поутих и получил способность слушать и понимать разумные речи моей
матери. Долго она говорила со мной и для моего успокоения должна была
коснуться многого, ещё мне не известного и не вполне мною тогда
понятого. Трудно было примириться детскому уму и чувству с мыслию, что
виденное мною зрелище не было исключительным злодейством, разбоем
на большой дороге, за которое следовало бы казнить Матвея Васильича как
преступника, что такие поступки не только дозволяются, но требуются от
него как исполнение его должности; что самые родители высеченных

мальчиков благодарят учителя за строгость, а мальчики будут благодарить
со временем; что Матвей Васильич мог браниться зверским голосом, сечь
своих учеников и оставаться в то же время честным, добрым и тихим
человеком. Слишком рано получил я это раздирающее впечатление и этот
страшный урок! Он возмутил ясную тишину моей души. Я долго не мог
успокоиться, а от Матвея Васильича получил такое непреодолимое
отвращение, что через месяц должны были ему отказать. Чистописанье
продолжал я один, а иногда вместе с Андрюшей. Учителя другого в городе
не было, а потому мать и отец сами исправляли его должность; всего
больше они смотрели за тем, чтоб я писал как можно похожее на прописи.
Матери моей как-то не совсем нравилось товарищество Андрюши, и он
начинал реже ходить ко мне. Итак, всё моё детское общество, кроме
приезжавших иногда маленьких гостей Княжевичей и Мансуровых, с

которыми мы очень много играли и резвились, ограничивалось обществом
моей милой сестрицы, которая, становясь умнее с каждым днём, могла уже
более разделять все мои наклонности, впечатления и забавы.
Здоровье матери было лучше прежнего, но не совсем хорошо, а
потому, чтоб нам можно было воспользоваться летним временем, в
Сергеевке делались приготовления к нашему переезду: купили несколько
изб и амбаров; в продолжение Великого поста перевезли и поставили их на
новом месте, которое выбирать ездил отец мой сам; сколько я ни просился,
чтоб он взял меня с собою, мать не отпустила. Сергеевка исключительно